Забвение

Согласно моим карманным часам, с той поры, как мы вошли в «19 лунку», минуло не больше пяти-шести минут. Дождь теперь хлестал по выпуклому, сводчатому и стеклянному окну как будто в васкулярных или перильстатических «импульсах» или «волнах», и во время коротких, ритмичных пауз или затиший можно было различить рощу деревьев, гнущихся и колыхающихся от жестокого ветра грозы на Восемнадцатой скользкой «дорожке с изломом», а также фигурки страстных групповых гольфистов в перспективном сокращении, задержавшихся до самого конца и теперь бегущих к своим картам или навесу «Про-Шопа», тогда как из-за шипов на бутсах им приходилось преувеличенно высоко шагать, словно они бежали на месте. Те, что в шляпах, придерживали их одной рукой. Длинный бар и столы из красного дерева в «19 лунке» постепенно заполнялись по мере того, как все больше и больше человек убегали с разных частей корта от грозы, чтобы погреться и переждать ливень, прежде чем отправиться домой и к остаткам своих семей. Рука «Отца» дрожала, когда он манипулировал резаком для сигар – предположительно, требующим большой точности. Многое из разговоров самых последних посетителей касалось молнии и вопросов, не видел и не слышал ли кто-нибудь на корте молнию, а также кто среди постоянных членов «Раританского клуба» все еще остается «снаружи». Многие из лиц мужчин казались необычно гладкими и порозовевшими – причиной цвета служил адреналин от внезапного бегства. Актуарно говоря, молния ежегодно убивает в среднем больше 300 граждан западных индустриализированных стран – и это больше среднего числа случайных смертей, обязанных либо походам на лодках, либо укусам насекомых вместе взятых, – и существенное число этих электропоражений имеет место на гольф-кортах страны.

С той поры как наша Одри окончила школу салютатором[37] своего выпуска и предшествующей осенью покинула «гнездо» дома ради первого академического года во вне-штатном Брин-Маре (хотя она преданно звонит домой раз или дважды в неделю), единственным крупным конфликтом нашего с женой брака стало то, что теперь она внезапно заявляет, будто я «храплю» и будто этот предположительный «храп» не дает ей заснуть или вовсе лишает вожделенного сна. К примеру, я тихо лежу навзничь со сложенными на груди пред-плечьями и ладонями (это обычный способ, с которым я готовлюсь постепенно расслабиться и провалиться в сон) на спине, и в нашей дорогой спальне на втором этаже стоят приятные темнота и тишина, тогда как по стенам движется отраженный свет от редкого дорожного движения по тихому или «приглушенному деревьями» перекрестку и интересным манером вытягивается, искажается или пропадает на углах северной и восточной стен, пока я постепенно расслабляюсь и мирно погружаюсь мало-помалу в добрый ночной сон, как Хоуп вдруг злобно вскрикивает в темноте, заявляя, что из-за моего «храпа» ей невозможно уснуть, и настаивая, чтобы я либо перевернулся на бок, либо ушел и лег в «гостевой» спальне (которой по негласному соглашению мы теперь называем бывшую детскую спальню Одри) и «ради Бога» подарил ей минутку «покоя». Теперь это имеет место быть почти на еженощной основе – в отдельно взятые ночи даже не раз, – и чрезвычайно фрустрирует и огорчает. При расслабленном состоянии внезапная ярость ее вскрика переполняет мою нервную систему адреналином, кортизолом и другими стрессовыми гормонами, а резкость, с которой она вскакивает на кровати в сидячую позу – как и нотка проникновенной досады или даже враждебности, проникающая в ее голос, словно эта проблема тихо изводила ее многие годы и теперь она наконец дошла до края или, как говорится, оказалась «на конце веревки», – вызывает у меня ряд естественных, физиологически «стрессовых» реакций, отчего впоследствии почти невозможно заснуть, иногда по нескольку часов или даже больше.

В прошлом, особенно во время простуд или в некоторые летние месяцы календарных лет, когда «уровень пыльцы» высокий, а моя аллергия активна или обостряется (я страдаю от аллергии, и несколько лет детства, в Уилкс-Барре, мать водила нас с сестрой [чья аллергия была даже острее моей, также сестра страдала от конгенитальной астмы] дважды в неделю к местному педиатру на противоаллергенные уколы), я, признаться, страдал от редких приступов храпа, беспокоивших или будивших Хоуп в продолжение нашего брака. Но эти прошлые приступы или эпизоды всегда легко разрешались ее мягким предложением мне перевернуться на бок, как я всегда немедленно и без возражений и поступал, часто разрешая проблему, не пробудив до конца никого из присутствующих – весь диалог оставался дружелюбным и столь бесконфликтным, что Хоуп часто побуждала меня перевернуться, не «возбуждая» и не раздражая нас обоих.