Читаем Забвение полностью

На этом этапе Сомнолог – зная, со своей стороны, только голый костяк, или «скелет», беспрецедентного супружеского разлада, вызванного между нами с Хоуп проблемой «храпа», приведшей нас в его Мемориальную Клинику, и, очевидно, превратно истолковав печать дремливости или понурости на моем лике как смешанность чувств, или безразличную пассивность, или «апатию» (мина Хоуп тем временем зловеще застыла или «затвердела» перед лицом этого внезапного диагностического «кульбита» или поворота и очевидного подкрепления врачом моих давних заявлений, что конкретные столь ее беспокоившие эпизоды «храпа», строго говоря, на деле лишь «нереальные» плоды либо снов, либо «расшатанных ассоциаций» бессознательных или онейрических «Ночных кошмаров», ровно о чем я неоднократно заявлял в течение травматичного и тлетворного конфликта предыдущих месяцев холодной погоды, а шейные сосуды и связки непроизвольно вспыхнули и все до единой морщинки, складки, черточки, помятости, бороздки, сыпь, мешки или «изъяны» ее несколько волчьего и дубленого лица бросились в глаза, словно их резко подсветили на затвердевших мышцах ее выражения; миг она казалась буквально на десятки лет старше истинного возраста, и я легко мог представить афронт, какой Одри, ничего даже не замечая в своем забвении, представляла для Хоуп перед своим изгнанием вне-штата, когда Одри символизировала, так сказать, ходячий компендиум всего дочернего очарования, которое, как боялась признать Хоуп, для нее осталось «позади». [Взять, к примеру, «Добровольную» или «некритическую» и потому «непокрытую» страховкой амбулаторную процедуру предыдущей весны по удалению или избавлению от варикозных вен с задней части ее зада и верхней области ног, выздоровление после чего выглядело неказисто и, если откровенно, печально и жалко в бессильном тщеславии и, так сказать, «отрицании» того, что на деле давно перестало играть значительную роль. («только не начинай опять боже»)], теперь рассеянно или «подсознательно» ощупывал кератоз на лбу и – в новом, очередном видимом, смущающем или «парадоксальном» диагностическом повороте (как мы сошлись с Хоуп, вопреки флегматичному или сангвинического складу, врачебные манеры Сомнолога оставляли желать лучшего) – подтвердил (то есть Специалист по сну теперь подтвердил), что да, с точки технического зрения все обвинения моей жены касательно «храпа», хотя и основанные (в его категориях) на «внутреннем, приснившемся опыте» в противоположность «внешним сенсорным данным», тем не менее в Медицинском или научном смысле были верны «технически». Теперь с огромной коллекцией или «связкой» зачехленных ключей в левой руке и обращая лицом какой-то сигнал или «знак» цветущей лаборантке, нейтрально-объективный Сомнолог констатировал, что видеозаписи в «низком» или Инфра-красном освещении двух подобных интервалов «Четвертой», или «Парадоксальной», стадии сна немедленно прежде громких обвинений меня Хоуп в «храпе», говорил он, показали, что у меня действительно самого на протяжении времени этих интервалов начиналось «закупоренное» или, более формально, «носоглоточное» дыхание, известное среди непрофессионалов и «диванных» экспертов как «храп», где «храп» – преходящий или постоянный феномен или состояние, часто распространенное среди мужчин старше 40 и больше, объяснял доктор Пафян, – особенно среди тех, чья ночная поза, по привычке (как по моей), – лежать навзничь в противоположность позе ничком, боковой или «-зародыша», – и во сне имеет место преимущественно в средних, или «Глубоких», Второй и Третьей стадиях человеческого сна. Однако, видимо, из-за паралича некоторых ключевых ларингеальных мышечных групп в «Четвертой» или «Парадоксальной» стадии, пока человек активно спит на протяжении REM– или «сновидческого» сна, настоящий «храп» становился физиологически невозможным. Вся информация Специалиста по сну была по существу и проникала в саму суть насущной проблемы. Жена тем временем массировала виски, дабы обозначить стресс или нетерпение. Теперь несколько подчиненный или «младший» помощник из Команды сна Сомнолога в Переговорной комнате – молодой человек приблизительно студенческого возраста (или в более популярной сегодня номенклатуре, «Чувак»), носивший под расстегнутым и не самым безукоризненным или стерильным «лабораторным» халатом розовую, выцветшую, красную или лиловую хлопковую футболку, спереди на которой был схематичный рисунок или карикатура загнанного или смущенного лица безымянного, но отчего-то «гложуще» знакомого или знаменитого человека, под чем на ткани одежды читалось заявление или подпись: «МОЯ ЖЕНА ГОВОРИТ, ЧТО Я НЕРЕШИТЕЛЬНЫЙ, НО Я ЧТО-ТО НЕ УВЕРЕН», – что почти наверняка не предназначалось для восприятия всерьез или за «чистую монету», но было скорее какой-то формой насмешливой или ироничной остроты, – вернулся после короткого хиатуса вне Переговорной комнаты с маленькой коробкой обычных или «коммерческих» видеокассет типа VHS, надписанных черной краской фломастера «Р. Н.» и «Х. С.-Н.» вместе с моим и Хоуп соответственными «Кодами пациента» ОРВ и медполиса и датами релевантных ночей по средам, которыми проводились или устраивались съемки «экспериментов» со сном; и этот юнец и («больно будет только чуть-чуть») Сомнолог совместно посовещались над планшетом для Медицинской карты из матовой стали или алюминия относительно того, какую именно запись «загружать» и\или «включать», дабы эмпирически удостоверить диагноз Сомнолога абсолютно нереальной, онейрической или «Парадоксальной» сути обвинений Хоуп. Хоуп на этот момент, слегка вновь придвинувшись и свирепо качая или «дрыгая» одной туфлей скрещенных ног на высоком каблуке, поставила вопрос или осведомилась, возможно ли в итоге по итоговой совокупности всех диагностических данных Клиники утверждать, что «он» (то есть я сам) каким-то образом глубоко спит и «храпит» в койке Камеры сна и все же одновременно видит сон о точном «ощущении» или «переживании» того, что я каким-то образом, так сказать, все еще вовсе «бодрствую» в узкой, прочно укрепленной Клинической койке, – эта возможность (по предположению Хоуп) объяснит мои искренние или прочувствованные «отрицания» того, что я сплю, всякий раз, когда она больше «не может [выдержать]» и вскрикивает вслух, дабы разбудить меня, – на что, внося свою несколько раздраженную лепту, я указал на очевидную «дыру» или логический изъян в сценарии теории Хоуп и просил Сомнолога снова оговорить – так сказать, под «запись», – что, согласно его объяснениям касательно обще-известных стадий человеческого сна, я физически не мог «храпеть», когда вижу («только сон») сон, ведь, если по самой простейшей логике порядка вещей я, А., буквально «вижу сон», что я не сплю, я, Б., по определению нахожусь в «Четвертой», или «Парадоксальной», стадии сна, а следовательно, В., вследствие обще-известного ларингеального паралича «Парадоксальной» стадии я не, Д., мог впоследствии производить хрипящие, булькающие или «носоглоточные» звуки храпа, какие на деле Хоуп сама в реальности только видела во сне, о том, как она будто слышит, что я их произвожу in situ. Туфли, перчатки и дорогая сумочка или ридикюль Хоуп идеально гармонировали в отношении цветов и текстуры кожи; также от нее всегда весьма приятно попахивало. В этот или где-то в этот момент стройная, зрелая, симпатичная, но несколько строгая или «неприступная» лаборантка начала вставлять или «загружать» данную, выбранную видеозапись в приемник, или «щель», или «дырку» в задней части Монитора и, – орудуя ручным дистанционным пультом и листом с закодированными («Пожалуйста!») сомнологическими данными, – начинать «включать» кассету с «низкой» освещенностью на релевантной стадии Четыре или «Парадоксальном» интервале сразу перед (как можно было предположить, основываясь на «пролегомене» или пояснении Специалиста по сну [физиологически, можно сказать, сам я все еще «стоял по стойке смирно»]) внезапным, раздраженным и громко-голосым обвинением в «храпе» со стороны моей жены.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Книга Балтиморов
Книга Балтиморов

После «Правды о деле Гарри Квеберта», выдержавшей тираж в несколько миллионов и принесшей автору Гран-при Французской академии и Гонкуровскую премию лицеистов, новый роман тридцатилетнего швейцарца Жоэля Диккера сразу занял верхние строчки в рейтингах продаж. В «Книге Балтиморов» Диккер вновь выводит на сцену героя своего нашумевшего бестселлера — молодого писателя Маркуса Гольдмана. В этой семейной саге с почти детективным сюжетом Маркус расследует тайны близких ему людей. С детства его восхищала богатая и успешная ветвь семейства Гольдманов из Балтимора. Сам он принадлежал к более скромным Гольдманам из Монклера, но подростком каждый год проводил каникулы в доме своего дяди, знаменитого балтиморского адвоката, вместе с двумя кузенами и девушкой, в которую все три мальчика были без памяти влюблены. Будущее виделось им в розовом свете, однако завязка страшной драмы была заложена в их историю с самого начала.

Жоэль Диккер

Детективы / Триллер / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы