Забвение истории – одержимость историей

Очевидным контрастом по отношению к защитным стратегиям являются формы экстернализации и интернализации в проработке прошлого[353]. Экстернализация подразумевает преодоление национал-социалистического наследия посредством институтов. На Западе бастионом, который препятствует возрождению фашизма, считался Основной закон, на Востоке функция такого бастиона возлагалась на коммунизм в роли могильщика капитализма. Клеменс Альбрехт различал два вида интернализации: гуманистическую и социально-психологическую[354]. Гуманистическая интернализация опирается в преодолении национал-социализма на идеи и ценности. Это направление пользуется ресурсами из сокровищницы культурных традиций Германии и европейского христианства. Оно безальтернативно доминировало после войны в Западной Германии и определяло ее восстановительный климат пятидесятых годов. Социально-психологическая интернализация, связанная с развитием социальных наук, проявила свое влияние в шестидесятых годах. Эта форма полемики с национал-социализмом сделала память о нем сильным и надежным «антидотом» против его рецидивов и нового заражения его идеями. Память о преступлениях нацизма приобрела значение отрицательного мерила, которым поверялось развитие политической культуры ФРГ, что объясняет высокую степень императивности этой памяти для формирования и стабилизации политической и индивидуальной идентичности.

При ретроспективном взгляде на немецкую мемориальную историю можно выделить три фазы ее развития. Первая фаза, прошедшая под знаком «политики прошлого» (Vergangenheitspolitik)[355], датируется периодом с 1945 по 1957 год. Она характеризовалась «коллективным умолчанием» и массированной блокировкой памяти. На переднем плане стояли две темы: политика искупления, где шла речь о возмещении ущерба пострадавшим, и политика амнистирования бывших национал-социалистов. Насколько трудным и медленным был процесс решения юридических и административных проблем, связанных с возмещением ущерба пострадавшим, настолько же быстро и широко осуществлялось то, что было названо Кизингером «внутренней интеграцией». Завершение этой фазы ознаменовалось принятием закона о ношении нацистских орденов.

Определяющее значение для второй фазы (1958–1984) имела критика преодоления прошлого. К этому периоду, который начался в 1958 году созданием людвигсбургского Центра расследования преступлений национал-социализма и усилением уголовного преследования данных преступлений, относятся крупные судебные процессы: процесс по делу Эйхмана в Иерусалиме и Франкфуртские процессы против охранников концлагеря «Освенцим». В тот же период состоялись парламентские дебаты о продлении срока давности при привлечении к ответственности за военные преступления и преступления против человечности, завершившиеся полной отменой давности. Параллельно значительно обострилась самокритика относительно преодоления или непреодоления прошлого. Критические настроения достигли своей кульминации в личном и политическом активизме «поколения 68-го года»; на настроения молодежи повлияли два важных фактора: «критическая теория», которая отстаивалась в западногерманских университетах вернувшимися еврейскими эмигрантами, и активизация представителей «скептического поколения», разработавших собственные формы критического дискурса. Социолог Фридрих Тенбрук, который, будучи университетским преподавателем, считал себя «жертвой» студенческого движения, датировал интеллектуальное создание ФРГ – ставя его в заслугу собственному поколению – не 1968-м, в 1959 годом[356].

Третья фаза, отсчет которой можно вести с 1985 года, началась под знаком памяти. Здесь приобретают повышенную значимость официальная коммеморация и ее символика. Хотя разработка законодательства о возмещении ущерба жертвам национал-социализма и уголовное преследование его преступлений еще далеко не завершились, центральное место теперь во все большей мере занимает символически-ритуальная политика вкупе с возрастающим влиянием СМИ. Здесь вновь различаются два направления: с одной стороны, мемориальная политика, которая осуществляется под знаком «преодоления прошлого»[357] и связана с именем Гельмута Коля; с другой – мемориальная политика под знаком «сохранения прошлого», связанная с именем Рихарда фон Вайцзеккера.