Забвение истории – одержимость историей

(I) «Поколение 14-го» (Первой мировой войны; у Шельски – «Поколение Молодежного движения»). Оно охватывает возрастные когорты 1880–1895 годов рождения, социализация которых происходила в кайзеровском рейхе. Эти возрастные когорты являются носителями Молодежного движения; ницшеанство, жизнеобновленческая реформа (Lebensreform) и романтика «Перелетных птиц» (Wandervogel) побуждает молодежь вырваться из тесного буржуазного мирка; центральное место в ее жизни занимают такие ценности, как «единство, простота, правда, абсолют личности», народная общность, а также безусловная верность и преданность[422]. С тягой к романтике (или без нее) и возвышенным идеалам Молодежное движение было, по существу, эмансипативным, оно опробовало новые формы жизни, а их репертуаром мифов и утопий пользовались и следующие поколения[423]. Ключевым историческим событием для этого поколения стало поражение 1918 года. У тех, кто не справился с поражением в войне и не сумел воспользоваться возможностями, предоставленными Веймарской республикой, опыт поражения способствовал формированию авторитарных установок и позитивного отношения к национал-социализму, что сыграло решающую роль в подготовке Второй мировой войны. В стремлении «возродить поверженный Рейх» это поколение оказалось союзником следующего поколения[424].

(II) «Поколение 33-го» (Второй мировой войны; у Шельски – «политизированное поколение») также родилось в кайзеровском рейхе, но его социализация пришлась на период Веймарской республики. К нему принадлежат возрастные когорты 1900–1920 годов рождения. Первая мировая война коснулась представителей этого поколения лишь периферийно, поскольку они были еще детьми, зато Вторую мировую войну они пережили с самого начала, активно в ней участвуя. Простые и возбуждающие широкие массы людей ответы на поражение в Первой мировой войне и на кризисы Веймарской республики привели к политизации и милитаризации; произошло стремительное крушение ценностей буржуазного индивидуализма[425]. Ценности подрастающей молодежи ориентировались на цели предшествующего поколения; этот успех обусловлен тем, что национал-социализм также инсценировал себя в качестве Молодежного движения[426]. В молодежных союзах и военизированных организациях это приобрело вскоре милитаристский характер. После 1945 года для представителей этого поколения началась вторая карьера. Они заняли ключевые посты и позиции, они несли на себе ответственность за кадровую преемственность во всех институтах государства и общества, за реставрационный климат пятидесятых годов. Они стали родителями «шестидесятников».

(III) «Поколение 45-го» (у Шельски – «скептическое поколение»; его называют также – «поколение помощников ПВО», «Flakhelfergeneration») охватывает возрастные когорты примерно 1926–1929 годов рождения, которые родились в Веймарской республике; их социализация пришлась на период национал-социализма. Его представители состояли в организации гитлерюгенд, учились в школах «Napola» (национал-политических воспитательных учреждениях), служили во вспомогательных частях ПВО[427]. Как свидетельствует пример Гюнтера Грасса, их старались сохранить, поэтому призвали на фронт лишь в последние годы и месяцы войны. По словам Рольфа Шёрмана, который сам служил во вспомогательных частях ПВО, поражение в войне стало ключевым переживанием этого поколения. Впрочем, окончание войны предоставило этому поколению – тем, кто уцелел физически и психически – возможность начать после 1945 года жизнь сначала и сформировать новую идентичность. Среди них были «моралисты», которые подобно Грассу и Хабермасу руководствовались на протяжении всей последующей жизни негативным опытом национал-социализма, сделав прошлое предметом своей творческой деятельности и оказав позднее значительное влияние на становление мемориальной культуры. К другой группе относятся «скептики», которые исповедовали радикальное недоверие к морали, серьезности, принципиальности, отдавая предпочтение неопределенности и многозначности[428] или системному релятивизму (Никлас Луман и Хельм Штирлин). Группа «политиков» (Вальзер и Энценсбергер) поначалу в союзе с «шестидесятниками» возлагали надежды на коммунизм. Наконец, «националисты» испытывали ностальгические чувства по отношению к утраченной нации (к ним можно причислить Борера, а с восьмидесятых годов о принадлежности к ним заявлял Вальзер).