Забвение истории – одержимость историей

(VII) «Поколение 85-го» охватывает возрастные когорты примерно 1965–1980 годов рождения. Эти молодые люди, которым сегодня около тридцати, росли в мире стремительных технических новаций и умножающихся глобальных вызовов. Дигитализация, генные технологии, СПИД, экологические угрозы и катастрофы, глобализация и терроризм стали для них факторами, определяющими их жизнь. Будучи детьми «шестидесятников», они оказались первым поколением, «свободным от последствий войны»[433]. Пройдя социализацию в восьмидесятых годах, характеризовавшихся ростом благосостояния, они особенно остро чувствуют на себе экономический спад, уход от доктрины социального государства к новым программам социальной помощи[434]. «Поколение 85-го» дистанцируется от ценностей «шестидесятников» и от той среды, в которой оно вырастало. Но к этому дистанцированию оно относится холодно, без гнева, который был присущ «поколению 78-го». Вместо морализаторства или меланхолии «восьмидесятники» веселятся, исповедуют гедонизм и безразличны к тому, что происходит вокруг, сосредоточившись на себе.

Задержимся еще некоторое время на этом пока что последнем поколении. Вглядимся в коллективный автопортрет, нарисованный Кристианом Шюле (р. 1970)[435]. Очевидно, что и самоописание этого последнего поколения ХХ века также отталкивается от «шестидесятников». Шюле связывает 1985 год с началом постмодерна, когда «критическое, разлагающее, просветительское давление „шестидесятников“ ослабевает» (22)[436]. Бунт против своих родителей, «шестидесятников», был для «поколения 85-го» немыслим, ибо бунт против родителей вышел из моды. Шюле приписывает собственной возрастной когорте адаптацию к обществу потребления: «Нас интересовали не идеи. Нас интересовали вещи» (18)[437]. Он называет ее постиндустриальной, постисторической, постморальной, постметафизической (23). Одновременно молодые люди этого поколения являются представителями нового консерватизма, готовыми вернуться к таким формам жизни, как семейственность и буржуазность, хотя и без заявлений о своей приверженности традиционным ценностям. Реанимация традиций и хороших манер, учтивости, соблюдения дистанции служит для них скорее стилем поведения, нежели ценностным фактором. Неуверенность этого поколения вообще компенсируется чувством стиля: «оно культивирует видимость» (150).

Шюле перечисляет ряд факторов, превращающих «поколение 85-го» в «ментальный коллектив». Оно «пубертировало в эру дигитализации»; привычное (визуальное) восприятие окружающей действительности объясняется изначальной привязкой к медийным и виртуальным мирам. Ключевыми историческими событиями для «поколения 85-го» служат СПИД, Чернобыль, горбачевская перестройка и падение Берлинской стены. В мире, где конкурируют возможности выбора из огромного количества разнообразных развлечений и впечатлений, это поколение ощущает себя «первым в Германии, кому выпало жить в условиях плюрализма и воплощать собой плюрализм» (30). Своим холодным прагматизмом оно отличается не только от настроения разгневанных «шестидесятников», но и от той эмоциональности, с которой «шестидесятникам» противопоставляло себя «поколение 78-го». Поколение, о котором пишет Шюле, вообще далеко от какой-либо ненависти, ибо оно не только слишком рассудительно, но еще и очень флегматично.

Шюле высказывается и об отношении этого поколения к немецкой истории. В школе, констатирует он, «царила своего рода антигитлеровская просветительская одержимость, что вытесняло другие исторические события, неотъемлемо важные для образования и воспитания». «Поколению 85-го» была адресована педагогика Холокоста: «На уроках мы больше слышали о Гитлере и Третьем рейхе, чем о Каролингах, Цезаре, Древнем Риме, Наполеоне или Французской революции. <…> Таким образом, ни Гитлер, ни Холокост глубоко в наше сознание не проникли. Они доходили до сознания лишь во время поездки в Израиль. Они доходили до сознания при посещении Дахау» (94). Историческое сознание своего поколения Шюле характеризует так: «Нам представилась возможность избежать негативного самоопределения через историю, мы могли уже позитивно мыслить себя в настоящем. Прошлое не слишком интересует нас, ибо мемориальная культура оказалась оторванной от личных эмоций». Однако в то же время: «Гитлер, Аушвиц, Холокост являются неотъемлемым элементом нашего культурного и личного самосознания, они неустранимы из психологического фундамента нашей возрастной когорты» (108).