Забвение истории – одержимость историей

Бонн, который готовится к своей новой роли исторического места и музея под открытым небом, был во всех отношениях антиподом метрополии с ее традициями, пафосом, чувством собственного достоинства и историей. Все это наверстывается ныне Берлином после полувековой абстиненции. Если Бонн заявлял о себе отказом от национального, то Берлин демонстрирует национальное во всем своем величии. При этом нация хочет быть не только чем-то воображаемым, она стремится к яркой репрезентации посредством идей, мифов, нарративов и, не в последнюю очередь, посредством архитектурного облика новой столицы. Ничто так не выражает сейчас изменение исторического сознания и растущую потребность в истории, как архитектура обоих городов и отношение к ней.

Если обратиться к Берлину, то напрашивается сравнение города с палимпсестом. Так назывался ценный пергамент, с которого монахи аккуратно соскабливали рукописный текст, чтобы нанести на него новые письмена. Однако с помощью специальных средств удается прочесть соскобленный текст. Палимпсест служит филологической метафорой, параллельно с которой можно воспользоваться геологической метафорой многослойности. Город является трехмерным палимпсестом: на ограниченном пространстве история концентрируется в виде множества слоев, которые наложились друг на друга под воздействием многократных преобразований, перестроек, седиментации. Вслед за Райнером Козеллеком можно в данном случае говорить о «слоях времени». Выражение «синхрония асинхронностей» применимо как к совместной жизни нескольких поколений, так и к различным слоям городской архитектоники. Хотя в городском пространстве все сосуществует одновременно, это не значит, что все слои воспринимаются в равной мере и одинаково активно присутствуют в нашем сознании. Польско-американский писатель Чеслав Милош показал избирательность восприятия различных слоев времени на примере таких городов, как Кёнигсберг и Бреслау, и своего родного Вильно: «Например, поляк сталкивается в Данциге с немецкой культурой, которая наслаивалась веками и до сих пор видна в каждом архитектурном элементе». Но только после крушения коммунистического режима в Польше, отмечает Милош, появилась готовность признать эту многослойность. «Похоже, поляки, считающие Данциг или Бреслау своей родиной, ибо провели здесь детство и юность, учатся уважать историческое наследие. А это наследие является результатом труда многих немецких поколений». В таких городах-палимпсестах, как Данциг и Вильно, где наслаивались друг на друга различные культуры и этносы и где происходили резкие смены политических и национальных систем, перед новыми поколениям встает, по мнению Милоша, вопрос (тут примечательно использование образа «цепи»): «Как признать это наследие своим собственным, как присоединиться к цепи поколений жителей этого города?»[485]

Если Милош сравнивал город с палимпсестом, то сербский архитектор и писатель Богдан Богданович называл город «хранилищем воспоминаний». В своей книге «Город и смерть» он описывает «страсть к разрушению у современных варваров, которых страшит бесконечно богатый и сложный художественный язык прежних эпох, их культурное наследие, ибо оно непонятно и не поддается контролю». Благодаря перестройкам и наслоениям культура обретает сложную органическую структуру, особенно на Балканах, где различные культуры и этнические группы сосуществуют в «тысячелетнем взаимопроникновении»[486]. Националисты, разрушающие города, преследуют цель уничтожить эту сложную органическую структуру истории ради нового радикального самоутверждения. Берлин был ранее избран местом реализации градостроительных проектов Альберта Шпеера, носивших характер гигантомании. Шпеер получил карт-бланш на то, чтобы любой ценой осуществить замыслы Гитлера. Столицу, бывшую хранилищем исторической памяти, надлежало перестроить в арену, на которой будет продемонстрировано могущество политической власти. Для этого город глубоко рассекался особыми магистралями, грандиозные сооружения были призваны показать «неукротимую энергию и решимость» режима, а также вызвать чувство преклонения перед его величием[487].

Шпееровский проект мифической «Германии» (как была названа будущая столица), резко контрастировал с историческим палимпсестом, коим являлся Берлин. Нынешний Берлин (если я не ошибаюсь) стал в восьмой раз столицей очередного политического формирования. Берлин был столицей:

1. Курфюршества маркграфа Бранденбургского (XII–XVII века)

2. Прусского королевства (1701–1871)

3. Германской империи (1871–1918)

4. Свободной социалистической республики (9 ноября 1918)

5. Веймарской республики (19 августа 1919–1933)

6. Третьего рейха (1933–1945)

7. ГДР (1949–1990)

8. Объединенной Германии; ФРГ (с 1990)