Читаем Забвение истории – одержимость историей полностью

Инсценирование является ключевым понятием конструктивистского мышления, для которого реальность не существует в качестве некой данности, а воспринимается как нечто перформативно созданное. В этом смысле выставки служат частью перформативной культуры и могут считаться «материальными перформансами» (material performances). Посетители также могут рассматриваться как элемент перформанса[542]. При подобной расхожей интерпретации слова «инсценирование» в нем обычно слышится указание на нечто искусственно созданное. Но это вовсе не отличительная особенность инсценирования, ибо искусственны все формы культурной экспрессии. Инсценирование искусственно в той же мере, в какой искусственны нарратив и экспонирование. Поэтому здесь под инсценированием подразумевается нечто другое, что четко отличается от нарратива и экспонирования. Далее под инсценированием будут подразумеваться лишь такие формы репрезентации, как движущееся изображение в кино, на телевидении или же в перформансе, совершаемое живыми исполнителями на местах исторических событий.

Немецкая история в (голливудских) кинофильмах

По сравнению с художественным историческим фильмом музеи и выставки выглядят сухим научным материалом. У них есть то преимущество, что они могут работать с подлинниками и реальными местами исторических событий, зато качества эмоционального переживания, к которому стремятся музеи, художественный фильм достигает гораздо легче. Это объясняется не в последнюю очередь тем, что исторический художественный фильм тесно связан с повествованием и обычно представляет собой законченный нарратив. Если выставка позволяет рассмотреть тему с различных точек зрения, предлагает множество исторических свидетельств и не стремится делать окончательные выводы о событиях, а побуждает посетителя к собственным ассоциациям, воспоминаниям, наблюдениям и толкованиям, то художественный фильм сводит историю к выстроенному сюжету с рядом драматических поворотов и демонстрирует героических и привлекательных персонажей, которые способны вызвать симпатии зрителя и его готовность идентифицировать себя с этими персонажами. Кинематографическая реконструкция истории руководствуется логикой сюжета, а не исторического исследования, опирающегося исключительно на достоверные источники, поэтому подобная художественная реконструкция порождает у зрителя иллюзию, будто он сам является очевидцем. Это определяется самой медиальной диспозицией. Если чтение книги можно в любой момент прервать, а осмотр выставки осуществить по собственному маршруту и самому выбрать интересные для себя экспонаты (аттракторы), уделяя им особое внимание, то кинофильм задает строгую последовательность кадров, которая к тому же словом и звуком усиливает определенное настроение и восприятие. На театральных подмостках XIX века история еще не рассказывалась столь натуралистичным и захватывающим образом, как это делает сейчас большое (голливудское) кино. Благодаря слиянию взгляда зрителя с объективом кинокамеры устанавливается эмоциональная связь с показываемым предметом, создается ощущение интимной близости с далеким прошлым, что порой негативно сказывается на когнитивных аспектах и не допускает вопросов, сомнений, которые обычно возникают при более отчужденном взгляде на вещи. Магия художественного фильма внушает проблематичное чувство близости, приглашает к путешествию во времени, дает привилегированную возможность заглянуть в реальность безвозвратно утраченного жизненного мира. Подобно тому как лифт подземного гаража спускает нас на любой этаж, кинофильм легко погружает нас в далекое или недавнее прошлое и с помощью технических усилителей нашего воображения воскрешает мертвых. Опасность этого медиального диспозитива состоит в том, что сидящие перед экраном мнят себя очевидцами реального события, хотя являются всего лишь кинозрителями. Из ситуации «я как бы видел это собственными глазами» возникает иллюзия «я был очевидцем»; допущение «так могло бы быть» превращается в ложное заключение «именно так все и было». Магия кино оказывает неодолимо сильное воздействие на наше воображение и наши воспоминания, и мозгу весьма трудно проводить различие между обеими ментальными операциями. Кинокадры являются тем, что античные мнемотехники называли imagine agents – активными визуальными образами с высоким эмоциональным потенциалом, которые глубоко запечатлеваются воображением и памятью. Проблема и потенциал исторического фильма заключаются в этой магии, которая заполняет исторический горизонт визуальными образами, чем одновременно закрывает его.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука