Читаем Забвение истории – одержимость историей полностью

В подобной ситуации речь идет на политическом уровне не столько о самом историческом событии, сколько о юридическом понятии, квалифицирующем это событие. В Турции используют термин «резня», но отвергают слово «геноцид». По версии турецких историков, о «геноциде» нельзя говорить хотя бы потому, что Османская империя не оставила ни одного документа, указывающего на намерение систематического истребления армян. Термин «геноцид» в высшей степени взрывоопасен. В политической дискуссии он порождает собственную динамику, которую непросто удержать под контролем. На это есть разные причины. Во-первых, понятие «геноцид» стало обычным приемом политических активистов, которые пользуются им всякий раз, когда хотят представить себя в роли жертв, чтобы привлечь повышенное внимание к собственным проблемам. Одновременно оно как нельзя лучше пригодно для максимальной криминализации политического противника и его полной дискредитации в глазах мировой общественности. Например, Андрей Пургин, возглавлявший до 2015 года Донецкую народную республику, сепаратистское движение на востоке Украины, посетовал в одном из своих интервью на недостаточную гуманитарную поддержку со стороны ООН, заявив, что Украина осуществляет «геноцид по региональному принципу». Созданное Пургиным «национально-освободительное движение» вынуждено, по его словам, реагировать на сложившуюся демографическую ситуацию, которую он называет «геноцидом»: «Украина уже много лет уничтожает русских как народ. В 1991 году [на Украине] было семнадцать миллионов русских, а в 2013 году русскими назвали себя лишь четыре-пять миллионов из них. У русских дедушек и бабушек внезапно оказались украинские внуки»[96]. Во-вторых, глобальная общественность восприняла истребление евреев нацистами как экстраординарный образец и модель геноцида. Указание на геноцид служит, с одной стороны, агрессивной стратегией в конкуренции жертв, а с другой стороны, используется в рамках разнонаправленной памяти (multidirectional memory), чтобы добиться признания для тех случаев геноцида, которые пока еще не получили этого статуса. Наблюдается также инфляция понятия «геноцид» за счет его неоправданного использования; порой, напротив, это понятие табуируется, чтобы подчеркнуть уникальность Холокоста по сравнению с другими случаями геноцида. Такова была, например, аргументация Франка-Вальтера Штайнмайера, который выступил на дебатах в бундестаге 24 апреля 2014 года против признания армянского геноцида.

Когда эта тема приобретает такую остроту, возникает желание поскорее избавиться от нее из-за опасений конфликта с Турцией или с турками, проживающими в Германии. Федеральная земля Бранденбург первой в Германии включила эту тему в школьную программу истории в 2002 году, из-за чего почувствовала столь сильное недовольство и «дипломатическое давление» на себя, что в 2005 году тема геноцида была вновь удалена из школьной программы[97]. Даже спустя столетие после событий 1915 года политические верхи Берлина продемонстрировали, как сложна для них по сей день проблема памяти об армянском геноциде. Зато Федеральный президент Йоахим Гаук сумел найти недвусмысленные слова в своем выступлении на экуменической панихиде, состоявшейся 23 апреля 2015 года в Берлинском соборе. Он ясно заявил, что речь идет о «геноциде, совершенном с армянами, арамейцами, ассирийцами и понтийскими греками», и указал на совиновность германского рейха как ближайшего военного союзника Османской империи, который до сих пор недостаточно признал свою ответственность за то, что знал о совершаемом преступлении и даже был их соучастником. На циничный вопрос Гитлера «Кто говорит сегодня об уничтожении армян?» Гаук, спустя семьдесят шесть лет, ответил: «Мы говорим об этом! Мы!»

Если 24 апреля 2015 года большинство депутатов бундестага высказались за признание указанных исторических событий актом геноцида, то правительство ФРГ предпочло занять уклончивую позицию и заявило, что выяснять отношение к резне и депортациям 1915–1916 годов должны прежде всего те страны, которых они затрагивают, то есть Турция и Армения. Через год дипломатическое лавирование продолжилось. Йоахим Гаук и Джем Одземир, сопредседатель партии «Зеленых», выступили инициаторами возобновления дебатов. После часовой дискуссии 2 июня 2016 года бундестаг единодушно принял резолюцию по Армении при одном голосе против и одном воздержавшемся. Эта резолюция преследует сразу несколько целей: четкое позиционирование по отношению к конкретным историческим событиям, признание совиновности Германии, стремление внести вклад в примирение между армянами и турками. Резолюция имела лишь один изъян: канцлер Ангела Меркель, вице-канцлер Зигмар Габриэль и министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер не смогли принять участие в голосовании. Им, к сожалению, помешали неотложные дела.

Армянский геноцид: травма и память

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука