В подобной ситуации речь идет на политическом уровне не столько о самом историческом событии, сколько о юридическом понятии, квалифицирующем это событие. В Турции используют термин «резня», но отвергают слово «геноцид». По версии турецких историков, о «геноциде» нельзя говорить хотя бы потому, что Османская империя не оставила ни одного документа, указывающего на намерение систематического истребления армян. Термин «геноцид» в высшей степени взрывоопасен. В политической дискуссии он порождает собственную динамику, которую непросто удержать под контролем. На это есть разные причины. Во-первых, понятие «геноцид» стало обычным приемом политических активистов, которые пользуются им всякий раз, когда хотят представить себя в роли жертв, чтобы привлечь повышенное внимание к собственным проблемам. Одновременно оно как нельзя лучше пригодно для максимальной криминализации политического противника и его полной дискредитации в глазах мировой общественности. Например, Андрей Пургин, возглавлявший до 2015 года Донецкую народную республику, сепаратистское движение на востоке Украины, посетовал в одном из своих интервью на недостаточную гуманитарную поддержку со стороны ООН, заявив, что Украина осуществляет «геноцид по региональному принципу». Созданное Пургиным «национально-освободительное движение» вынуждено, по его словам, реагировать на сложившуюся демографическую ситуацию, которую он называет «геноцидом»: «Украина уже много лет уничтожает русских как народ. В 1991 году [на Украине] было семнадцать миллионов русских, а в 2013 году русскими назвали себя лишь четыре-пять миллионов из них. У русских дедушек и бабушек внезапно оказались украинские внуки»[96]
. Во-вторых, глобальная общественность восприняла истребление евреев нацистами как экстраординарный образец и модель геноцида. Указание на геноцид служит, с одной стороны, агрессивной стратегией в конкуренции жертв, а с другой стороны, используется в рамкахКогда эта тема приобретает такую остроту, возникает желание поскорее избавиться от нее из-за опасений конфликта с Турцией или с турками, проживающими в Германии. Федеральная земля Бранденбург первой в Германии включила эту тему в школьную программу истории в 2002 году, из-за чего почувствовала столь сильное недовольство и «дипломатическое давление» на себя, что в 2005 году тема геноцида была вновь удалена из школьной программы[97]
. Даже спустя столетие после событий 1915 года политические верхи Берлина продемонстрировали, как сложна для них по сей день проблема памяти об армянском геноциде. Зато Федеральный президент Йоахим Гаук сумел найти недвусмысленные слова в своем выступлении на экуменической панихиде, состоявшейся 23 апреля 2015 года в Берлинском соборе. Он ясно заявил, что речь идет о «геноциде, совершенном с армянами, арамейцами, ассирийцами и понтийскими греками», и указал на совиновность германского рейха как ближайшего военного союзника Османской империи, который до сих пор недостаточно признал свою ответственность за то, что знал о совершаемом преступлении и даже был их соучастником. На циничный вопрос Гитлера «Кто говорит сегодня об уничтожении армян?» Гаук, спустя семьдесят шесть лет, ответил: «Мы говорим об этом! Мы!»Если 24 апреля 2015 года большинство депутатов бундестага высказались за признание указанных исторических событий актом геноцида, то правительство ФРГ предпочло занять уклончивую позицию и заявило, что выяснять отношение к резне и депортациям 1915–1916 годов должны прежде всего те страны, которых они затрагивают, то есть Турция и Армения. Через год дипломатическое лавирование продолжилось. Йоахим Гаук и Джем Одземир, сопредседатель партии «Зеленых», выступили инициаторами возобновления дебатов. После часовой дискуссии 2 июня 2016 года бундестаг единодушно принял резолюцию по Армении при одном голосе против и одном воздержавшемся. Эта резолюция преследует сразу несколько целей: четкое позиционирование по отношению к конкретным историческим событиям, признание совиновности Германии, стремление внести вклад в примирение между армянами и турками. Резолюция имела лишь один изъян: канцлер Ангела Меркель, вице-канцлер Зигмар Габриэль и министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер не смогли принять участие в голосовании. Им, к сожалению, помешали неотложные дела.