Забытое убийство

— Ва-ле-ра! — на весь вестибюль гордо выкрикнул свое имя Валера, незаметно вставший за Весиковой спиной. — Привет, коллеги! Аня, рекомендую тебе Весика. Талантливый математик, хотя ужасный раздолбай.

Валера подмигнул Весику, слегка напугав Винсента Григорьевича. Однако про кинжал, неудачно вонзенный в его грудь, он не стал напоминать приятелю. Может, забыл, а может быть, свеликодушничал. Впрочем, Валера всегда смотрел так, словно он знает про тебя что-то такое, что даже и тебе самому о себе не очень-то хорошо известно.

Весик же улыбался и радовался встрече, как всегда. Ничего плохого ни от кого он не ожидал и вообще был в ту пору в восторге от Валериной иронии, даже если она не щадила самого Весика.

После спектакля Аня всех пригласила в гости. Она жила под надзором бабушки, так как родители были в заграничной командировке. Они танцевали, пили принесенный в портфеле портвейн, который, стесняясь вежливой, но подозрительной старухи, разливали прямо в чайные чашки, отчего чаинки пускались в веселый пляс. Потом Весик с Ирой стояли у окна и тихо целовались за занавеской.

Ира сказала, что Весик напрасно так убежден в грубой материальности окружающего мира и трагичности жизни, что в его взгляде есть нечто хищное и это ему поможет. Она им займется.

Хищное? Винсент Григорьевич, растерянно хлопая глазами, вглядывался в детский совочек. У него когда-то во взгляде было нечто хищное? Где оно? Он поискал глазами по земле, даже под скамейку заглянул так, словно туда рубль укатился. Ничего хищного там не было, в пакете рядом с ним на скамье лежал сыр.

Сыр, новозеландский сыр! Домой, скорее домой. Не хищным, а скорее диким взглядом блистал Винсент Григорьевич, спеша к дому, и бородатый бомж в подворотне у помойки с почтением склонился перед ним, прижав к груди пустую бутылку.

8

Вскоре был странный звонок в восемь утра.

— Винсент Григорьевич? Мне дал ваш телефон господин доктор. Нам необходимо встретиться. Полагаю, это важно для вас.

— Кто вы? — немного растерялся Винсент Григорьевич.

— В данном случае я выступаю как консультант. Вы можете называть меня Петр Петрович. Учтите, я в Петербурге ненадолго. Поэтому предлагаю встретиться сегодня же в японском ресторане на Большом проспекте. Мне там удобнее всего, и я приглашаю вас, так что ни о чем не беспокойтесь.

Звонивший говорил просто и скупо, и Винсент Григорьевич решил, что имеет дело с приезжим экстраклассным специалистом по психиатрии. Видимо, москвичом... Волна благодарности к Михаилу Валерьяновичу поднялась в нем и была мысленно послана заботливому доктору.

Вечером в ресторане он прошел к условленному столику, оказался первым и смутился. Однако зеленый чай, который ему нравился со студенческих лет, был необыкновенно мягок и успокоил. Любовь к чаю тоже шла от Иры, которой папа, даже оставив семью, часто присылал чай из-за границы. Винсент Григорьевич прошептал ее имя, ожидая вскоре увидеть ее, освещенную улыбкой, в своей памяти, но не увидел и расстроился. Посмотрел по сторонам, понял, что бывал здесь. Правда, ресторана тут тогда не было, а был магазин, продававший светильники в красный горошек, как у него на кухне, настольные лампы в виде грибочка и дребезжащие люстры жутких форм, этакие мелко позванивающие стеклянные кошмары...

— Задумались? Здравствуйте!

Напротив него сидел бесшумно явившийся Петр Петрович. Винсент Григорьевич даже изумился, поскольку психиатры, которых он уже насмотрелся, беззвучно не ходят. Они пусть даже и стараются ходить деликатно, а все равно поскрипывают блестящими и дорогими башмаками.

Но кто же так ходит? И он, начинавший потихоньку дружить со своею памятью, вспомнил: так незаметно ходил Витюня, юный таежный охотник, приехавший поступать на мехмат из-под Горно-Алтайска.

Не объясняя опоздания, Петр Петрович сразу взялся спрашивать:

— Что же вас мучает? В изложении Михаила Валерьяновича для меня остались неясности.

Винсент Григорьевич начал перечислять свои беды: застарелую бессонницу, слабость, потерю жизненного вкуса. Заезжий психиатр поначалу слушал вяло, прерывал:

— Любите сырую рыбу?

— Нет-нет, — вздрогнул Винсент Григорьевич.

— Тогда мне сырая рыба, а вам — жареный рис с креветками и кальмарами. Подойдет?

— Да! — кивнул смущенный Винсент Григорьевич и опять свернул к бессоннице и страхам. Наконец он добрался до диагноза «забытое убийство» и почувствовал, что собеседник оживился. Тут и заказ уже был сделан, и Петр Петрович, свободный и статный, смотрел, не отрываясь, наклонив, словно бы в некотором сомнении, голову. — Вы мне не верите? — спросил Винсент Григорьевич.

— Нет, почему же! Можно ли не верить боли? А у вас душа болит по-настоящему. Мое сомнение касается не вас, а меня самого. Впрочем, я решился! Винсент Григорьевич, я действительно готов проконсультировать вас по просьбе Михаила Валерьяновича — в ответ на одну его услугу. Но только вы неправильно поняли: я не психиатр, во всяком случае, не практикую. Я занимаюсь другими делами. Вас, насколько я знаю, интересует психология убийцы? Что ж, можете познакомиться из первых рук.