Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции

Кэти Гарриман, взявшая трубку, выслушала сообщение и передала его отцу. Оба подошли к Мелби и посвятили его в новость. Гостей отпустили, не объяснив, почему вечер закончился так внезапно. Когда все уехали, Гарриман, Мелби и другие ключевые сотрудники собрались в офисе посла, чтобы обсудить дальнейшие шаги. Они решили немедленно звонить Молотову и сообщить ему о смерти Рузвельта. Сталин, страдающий хронической бессонницей, работал до раннего утра и заставлял бодрствовать и своих подчиненных. Молотов действительно был в своем кабинете, когда Гарриман позвонил ему и сообщил новость. Советский комиссар иностранных дел настоял на том, чтобы немедленно приехать в Спасо-хаус и выразить соболезнования².

Сталин казался не менее взволнованным, по крайней мере такое впечатление сложилось у Гарримана, посетившего Кремль вечером 13 апреля. Сталин сказал ему: “Президент Рузвельт умер, но его дело должно продолжаться”. По просьбе Гарримана Сталин решил отменить свое прежнее решение и назначить Молотова (вместо советского посла в США Андрея Громыко) главой советской делегации на конференции, посвященной открытию ООН. Именно этого хотел от него Рузвельт, и теперь, получив известие о смерти президента, Сталин решил исполнить его желание. Еще он, вероятно, хотел, чтобы Молотов присмотрелся к неизвестному сменщику Рузвельта, бывшему вице-президенту, а ныне президенту Гарри Трумэну³.

Как можно скорее увидеть Трумэна хотел и Гарриман. За несколько недель до смерти Рузвельта посол планировал вылететь в Вашингтон, повидаться с президентом и убедить его занять более жесткую позицию по отношению к Сталину и советской стороне. Теперь он решил ускорить свои сборы, выехать как можно скорее и предложить Трумэну помощь в формировании политики новой администрации по советскому направлению. Перед отъездом, 15 апреля, Гарриман еще раз встретился со Сталиным. Его сопровождал Патрик Херли, посол США в Китае: он направлялся из Вашингтона в Чунцин, столицу правительства генералиссимуса Чан Кайши.

Встречу нельзя было назвать дружеской. В присутствии Херли Гарриман схлестнулся со Сталиным по поводу недавних событий в Восточной Европе, находящейся под контролем СССР. Основной темой был состав польского правительства, но самые острые разногласия касались американских ВВС. Сталин обвинил американских авиаторов в поддержке польского подполья против Красной армии. Речь шла о попытке первого лейтенанта Майрона Кинга тайно вывезти из Польши подпольщика-поляка. Расстроенный Гарриман сказал Сталину, что тот, делая такое заявление, подвергает сомнению преданность самого генерала Джорджа Маршалла. Сталин ответил, что подвергает сомнению здравомыслие младшего офицера, и добавил, что американцам не хватает дисциплины. Гарриман предпочитал говорить о “поступке безмозглых солдат, видимо, смелых, но все равно безмозглых”. Херли был удивлен столь напряженным и недипломатичным поворотом беседы. Он не знал, насколько важными персонами стали пилоты ВВС США в повседневных отношениях американских дипломатов и их советских коллег.

Семнадцатого апреля Гарриман уехал в Вашингтон и увез с собой все разочарование, которое он и его соотечественники-американцы, в том числе полтавские офицеры, недавно отосланные из СССР, накопили за последние месяцы отношений с советской стороной. Он намеревался подробно рассказать в Вашингтоне о том, как американцы, побывавшие в СССР, теперь представляют себе советскую политику и способы ведения дел. Краткие совещания, в которых Гарриман участвовал с Трумэном и ключевыми деятелями правительства США, окажут значительное влияние на перемену отношения новой администрации к Советскому Союзу⁴.

* * *

На американской базе в Полтаве известие о смерти Рузвельта услышали утром 13 апреля по британскому и немецкому радио. Это стало новым ударом по и без того невысокому моральному духу американцев. Вылетов никто не совершал уже больше двух недель, и личному составу нечем было занять себя. Экипажи, застрявшие в Полтаве, чувствовали себя брошенными, а то и позабытыми. Присутствие на базе полковника Хэмптона, подполковника Александера, майора Коваля, освобожденных с должностей, но не покинувших Полтаву из-за запрета полетов, усугубляло упаднические настроения. Все злились на Советы. Некоторые считали, что президент был бы жив, если бы Сталин за несколько месяцев до того не заставил его совершить опасное и изнурительное путешествие в Ялту⁵.