Получив из Москвы известие о смерти американского президента, генерал Ковалев снова собрал подчиненных, приказал выстроиться в колонну и маршировать к казармам американцев, чтобы продемонстрировать им свою солидарность. Подобно Молотову в Москве, Ковалев этой неожиданной демонстрацией сочувствия удивил американских сослуживцев. Появление колонны красноармейцев вывело американцев из апатии, и наутро они устроили свой парад. Они шли строем, во главе шел знаменосец с американским стягом – впервые за все время на базе открыто развевался американский флаг. Раньше все попытки демонстрировать флаг были запрещены, чтобы не настраивать против себя советских военных. Теперь, когда терять было почти нечего, американцы не стеснялись сделать это6
.В тот день американские офицеры собрались на поминальную службу в честь президента, все как один в парадной форме. Франклин Гольцман впервые увидел свое начальство в Полтаве в таком облике. На церемонии выступил капитан Тримбл, новый командующий базы. “Сегодня Соединенные Штаты потеряли великого лидера. Восточное командование тоже лишилось своего лидера…” – сказал он. Он имел в виду полковника Хэмптона, который сидел в первом ряду рядом с генералом Ковалевым, возглавлявшем на церемонии советскую делегацию. Гольцман вспоминал, что Тримбл первым упомянул Хэмптона, а потом Рузвельта – зал затаил дыхание. Гольцман, выпускник университета, считал Тримбла, не имевшего основательного образования, хорошим человеком, но слишком простым, не соответствующим должности командующего базы в непростых условиях; до этих высоких требований он явно не дотягивал7
.Пятнадцатого апреля Тримбл как новый командующий базой нанес визит генералу Ковалеву и сказал, что ему приказано сделать все возможное для улучшения отношений с Советским Союзом. Ковалев предположил, что отношения натянуты потому, что американцы не могут отослать из Полтавы экипажи самолетов, потерпевших аварию. Спустя несколько часов генерал дал добро на вылет в Тегеран. Проблемы с разрешением вылетов не исчезли, но “блокада” полтавской базы закончилась. Ковалев, а точнее его начальство в Москве, хотели использовать смерть Рузвельта, чтобы показать свою готовность сотрудничать с новым руководством как в Вашингтоне, так и в Полтаве. Единственный вопрос, который был к американским коллегам в Полтаве – “кто такой президент Трумэн?” Но те сами не знали, что отвечать8
.Частичная отмена запрета на вылеты помогла поднять боевой дух американских летчиков в Полтаве, но мало кто с оптимизмом смотрел на перспективы сотрудничества с СССР. Эту позицию разделяли командующие Стратегических ВВС США в Париже. Они уже не видели особых причин сохранять полтавскую базу. К концу марта стало ясно, что продвижение американских войск в Тихоокеанском регионе позволяло создать американские авиабазы на захваченных островах поблизости от Японских островов. Потребность в советских авиабазах, с которыми были связаны политические проблемы и логистические трудности из-за протяженных линий снабжения, стремительно уменьшалась. Советский Союз медлил с открытием новых баз в районе Будапешта, что делало весьма туманной общую перспективу использования баз в Восточной Европе, а быстрое продвижение Западного фронта делало их появление бессмысленным. Американцы могли использовать недавно захваченные аэродромы в Западной и Центральной Европе для поддержки своих бомбардировочных операций.
Планы по размещению баз на Дальнем Востоке и в районе Будапешта были отменены к середине апреля. Тогда же Стратегические ВВС США решили закрыть базу в Полтаве. Предложение отправили Джорджу Маршаллу 13 апреля – в тот день, когда Тримбл принял командование и выступил на поминальной службе по Рузвельту. Одобрение Маршалла было получено 19 апреля. Советы официально сняли запрет на все полеты в Полтаву и из нее 27 апреля. Они уже знали, что их давнее желание сбылось, – американцы уезжали9
.Эту страницу в советско-американских отношениях военного времени нужно было перевернуть, но горечь в сердцах американцев осталась. В Вашингтоне 20 апреля Гарриман сказал Трумэну, что Советы начали “варварское вторжение в Европу” и приняли американское великодушие за мягкость. Президент внял его словам.
Гарриман получил возможность развить свои идеи 23 апреля, на другой встрече с Трумэном и его советниками. В Овальном кабинете был и генерал Дин. Встреча превратилась в мозговой штурм: президент готовился встретиться с Молотовым, который по приказу Сталина задержался в Вашингтоне перед конференцией в Сан-Франциско. Ключевым вопросом было новое польское правительство. Советская сторона предложила формулу, по которой на трех коммунистов приходился один некоммунист. Гарриман, которого поддерживал Дин, настаивал на том, что позиция СССР нарушала Ялтинские соглашения, по которым советская сторона согласилась на формирование нового правительства Польши.