Зачарованные луной. Эпизод «приобщения к революционной традиции» (без илл.)

Итак, очевидно, что не Ткачев присоединился к позиции Лаврова, а наоборот, Лавров — с большим опозданием — к позиции Ткачева. Несмотря на гибель «Народной воли», просуществовавшей около двух с половиной лет, созданные ей организационные связи и сам образ ее героической борьбы стали объединяющей силой для целого поколения радикалов. Эта партия вывела революционную борьбу на качественно новый уровень. Сила Ткачева как теоретика в том, что он показал необходимость и неизбежность именно такой борьбы. Лавров теоретически этого не признавал, но принял практически, став соратником народовольцев, правда, уже в момент упадка партии.

Как видим, в течение полутора десятилетий Лавров был всегда в роли догоняющего. Брался писать о том, что передовые практики уже давно разъяснили. И делал это в тоскливом профессорском духе.

Инерционность во взглядах Лаврова не в последнюю очередь объясняется его поздним вступлением в революционное движение. В период первой «Земли и воли» (1861—1864) Лавров был главой Шахматного клуба, созданного революционерами для прикрытия нелегальной деятельности. Разумеется, радикала и активного заговорщика они бы не выдвинули на эту подотчетную властям должность. Профессорская работа Лаврова и его просто сочувственное отношение к революционному движению закончились в 1866 году, когда после выстрела Каракозова он был арестован и выслан «на всякий случай». После этого он стал леветь и позднее присоединился к подпольщикам. Все это с ним приключилось в возрасте 43 лет.

Ткачев же до этого возраста вовсе не дожил. С юных лет он участвовал в нелегальных организациях. Отсюда и берет начало его страстная защита принципа централизованного объединения. Вопреки романовским интерпретациям, именно Ткачев был провозвестником принципа партийной организации и борцом, а Лавров — хвостистом, леволибералом и кабинетным философом.

Где же успехи его пропаганды?

Кого он просвещал? Еще бóльших хвостистов?

Кто из его последователей стал выдающимся революционером?..

В советской науке Маркса, Энгельса и Ленина превратили в фетишей. Под светом их заслуженного авторитета выросли маленькие фетиши, которые не могли похвастаться сравнимыми достижениями. Этакие луны без собственного тепла и света раскатились по небосклону. Началось, как известно, со Сталина. Лавров тоже оказался в своеобразном пантеоне. Советские историки, занимавшиеся Лавровым, любили повторять, что он был знаком с Марксом и Энгельсом, взаимодействовал с ними и даже называл себя их учеником. Но рассказы эти были своего рода «охранной грамотой»: как правило, в советский период те, кто писал о тех или других деятелях революционного движения, был увлечен ими, любил их — и такие заявления делались (начиная со сталинского периода), чтобы оправдать свой интерес и свою работу: почему они пишут именно о Лаврове, а не о каких-то других, «более правильных» персонажах. Конечно, эти историки очень любили повторять, что Маркс и Энгельс Лаврова хвалили, а вот Ткачева — ругали. Так и сложился фетиш Лаврова, представление о нем как о «выдающемся революционном теоретике». А Ткачев был отодвинут на задворки и провозглашен «заговорщиком» и «террористом».

Должны ли мы и сегодня довольствоваться этими фетишами, лунами, мерцающими отраженным светом? Стоит ли левым повторять набившие оскомину постулаты, противоречащие исторической действительности? Полезно ли для дела революции интеллектуально зависеть от догм, навязанных, пусть и опосредованно, сталинизмом? Продуктивно ли изучать «солнце», не сводя глаз с «лун»? «Рабкор» и «Скепсис» своими публикациями отвечают «да» на все эти вопросы.

Ткачев признавал необходимость единства пропаганды, агитации и организации — или, как еще он выражался, единства между подготовителем, экспериментатором и якобинцем. В своей легальной литературной деятельности на страницах российских журналов он вел пропагандистскую работу, насколько позволяла цензура. Каких бы тем он не касался — статистика, юриспруденция, история, литература, философия — он горячо защищал принципы разума и прогресса.