Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен

Проще говоря, мы сложили свой пазл. Как говаривал Цицерон, feci quod potui faciant meliora potentes. Я сделал, что мог; пусть те, кто могут, сделают лучше.

Где-то здесь, в этом месте книги мне хочется принести свои извинения читателям за то, что я, возможно, порой бываю излишне категоричным. Невольно. Словно говорю от имени Закона.

У меня, конечно, нет таких полномочий. Да они мне и не нужны.

Мне хочется принести извинения, но, откровенно говоря, вины за собой я не чувствую.

Тут дело в том, что, говоря о законе, важно помнить о свободе выбора как о следствии гуманитарных законов. Читатель, конечно, имеет право на свободу выбора. Слово должен должно звучать как можно меньше. Я это осознаю. Я должен убирать слово должен. Но даже если я убираю слово должен, понятие «должен», словно тень закона, прячется где-то в интонации, синтаксисе или между строк. Да еще моя склонность доводить степень изложения ясности до словесных формул, в идеале – афоризмов, которые сами по себе, как форма, источают категоричность.

Скажи кратко и точно, как Цицерон, – вот ты уже и категоричен.

Мне не за свою позицию хочется принести извинения – я, как и любой другой, имею право на собственное мнение; хочется принести извинения за сам факт присутствия в жизни закона. «По вине закона» в книгу вкрадываются чрезмерные апелляции к чувству долга, к долженствованию как способу и укладу жизни (если эти апелляции действительно присутствуют, если это не плод моей растревоженной научной совести).

Дело в том, что обозначенные апелляции не входит в мой замысел; даже, я бы сказал, противоречит моему замыслу. Но!

Трудно говорить о законе, пусть и гуманитарном, внятно, оставляя за другим право принимать или не принимать этот закон. Закон, как известно, суров. Из уважения к Закону, я должен быть «суров» (точен и понятен); из уважения к читателю я должен быть демократичен.

Но если я оставляю за читателем право принимать или не принимать закон всемирного тяготения, демократичен ли я?

По форме – да, по сути – это издевательство над Законом, здравым смыслом и читателем заодно.

Но закон всемирного тяготения и гуманитарный закон – это не одно и то же, скажете вы. Это разные вещи!

Вот тут я с вами не соглашусь. Законы универсальны и связаны друг с другом. Именно поэтому, полагаю, я говорю не от имени Закона, а стараюсь говорить языком Закона. Ничего личного.

Если бы я в этой ситуации вслед за своим хотением принес читателям свои искренние извинения, это были бы извинения от имени Закона. «Мы с Законом приносим свои извинения…» Было бы смешно и нелепо. Мне хочется принести извинения за то, что обрушиваю на душу и сознание читателя всю тяжесть Закона, за то, что выступаю в роли толмача и одновременно вестника беды, в роли гонца, доставившего плохие известия. Как известно, гонцу с плохими известиями – первый кнут.

Надеюсь, читатель разберется, где Закон и где гонец. Кроме того, я не считаю, что сообщил «пренеприятные известия». Скорее, наоборот.

Вот почему из уважения к читателю и Закону я извинений приносить не стану.

Но подчеркну, что я понимаю, насколько тяжело впускать в свою жизнь Закон и Порядок. Хотя иных разумных вариантов я не вижу.

Ибо: только Закон приносит свободу.

Вот она, «глокальность» во всем своем великолепии – величии и неотвратимости. «Глокальность» в действии.

Читатель, конечно, никому ничего не должен. Все мы живем свою жизнь и организовываем ее так, как считаем нужным. Меня, например, это вполне устраивает. Это лучшая исходная позиция для пробуждения интереса к персоноцентризму.

Нельзя стать «глокальным» ни с того ни с сего, по щучьему велению. Но стремиться к этому надо.

Зачем?

Счастья в жизни прибавится. Я не шучу.

Я стараюсь указать на возможность улучшения жизни, на неявное, но несомненное присутствие Закона в жизни. А должен читатель воспользоваться этой возможностью, должен ли сделать присутствие Закона явным или нет – каждый решает сам.

Это не попытка «гонца» вызвать сочувствие; это попытка достучаться до понимания.

Из уважения к истине я пытаюсь делать все, что в моих силах.

Получается, что я верю в Закон?

Да, я верю в Закон, не обладающий сознанием, в Закон как таковой. Безликий, безличный и неодушевленный. Не обладающий субъектностью. Существующий как абстрактный информационный императив.

Люди религиозные верят в Закон как в феномен, обладающий сознанием и субъектностью. Вот, собственно, и вся разница.

Поэтому с людьми, которые верят в Божественные заповеди и Законы, мне достаточно просто найти общий язык. И книга моя, имеющая основанием Закон, никак не может рассматриваться в качестве новой или, не дай бог, альтернативной Библии. Это провокационная, деструктивная постановка вопроса в ключе либеральной идеологии.

Мне сложно найти общий язык с теми, кто не приемлет Закона в принципе, для кого неписаным Законом является «хочу и буду».

КЛЮЧЕВОЙ ТЕЗИС. Существуют три гуманитарных закона.