Задыхаюсь (СИ)

Кажется, на них смотрели все. Сестры Церкви, слуги, ботаники, все, кто здесь находился. С тех пор как леди Инквизитор порвала со своим ухажером прилюдно, на глазах у целой толпы, присутствие этих двоих в одном месте вызывало живейший интерес. Но сейчас Тревельян было неловко по другой причине. Им с Ренье не придется копаться в ворохе сплетен: он вот-вот пройдет Посвящение у Серых Стражей и, если будет на то воля Создателя, станет одним из них, а она…

Она сгинет. По крайней мере, это точно защитит ее от пересудов.

Но неловкость породило банальное отторжение. Стоять перед Томом и перед необходимостью вспоминать об их коротком печальном романе было выше ее сил.

— Надо поговорить, — и Ренье посмотрел на нее так, словно… Нет, Фреда не поняла выражения этих глаз.

Она бы сказала: «Разговор ничего не даст».

Сказала бы: «Только хуже сделает».

Но вместо этого сразу сдалась, огляделась по сторонам и в конце концов выбрала:

— Только не здесь. Лучше идем в беседку.

Садовая беседка отлично просматривалась отовсюду, но создавала хотя бы видимость уединения. Поднявшись вслед за Фредой по ступенькам, Том приступил к делу с решимостью, какой не проявлял со дня разрыва их отношений:

— Моя леди…

«Уже не твоя», — с какой-то мрачной радостью подумала Тревельян.

— Завтра на рассвете я отправлюсь в форпост Серых Стражей. Там я пройду обряд Посвящения и вместе с новыми братьями и сестрами по ордену займусь истреблением порождений тьмы. Я готов целиком посвятить себя борьбе с абсолютным злом и… Не думаю, что когда-нибудь вернусь в эти стены. Что увижу тебя.

— Я… — Фреда уже привычно прочистила горло, — я рада, что ты так серьезно отнесся к приговору суда.

В лице Тома Ренье промелькнуло раздражение, которое он даже не потрудился скрыть. Миг — и оно превратилось в холодную ярость.

— Ты говорила, что не любишь, когда с тобой играют, а сама поступаешь так же… Хватит. Прошу тебя. Лучше объясни мне, ведь я действительно не понимаю: ты вздумала умереть?

И без того большие глаза Фредерики распахнулись еще сильнее:

— Что? Почему ты так решил?

— Да потому что… — Том позволил себе один тяжелый вздох, и тот свел его ярость на нет. Неожиданно Фреда увидела в нем человека, изнуренного ужасными опасениями. Она обратила внимание, что его лоб иссекли новые трещины-морщины. — Потому что ты ничего мне не сказала. И вообще не планировала говорить. Я ведь прав?

— Говорить о чем? — с нажимом произнесла она, хотя прекрасно все поняла.

— О том, что ты умираешь! Умираешь даже сейчас, стоя передо мной!

И перед необходимостью помнить о том, как жестоко он лгал и выдавал себя за другого… Все верно. Как и в день расставания с «Блэкволлом», Фреда стиснула зубы, всей душой лелея спасительную мысль:

«Зато Солас не такой. Он бы никогда так со мной не поступил».

И ей сразу стало легче.

Конечно, Том узнал от Жозефины или от Кассандры, или от Дориана. Не важно, от кого. Все люди, которым она доверяла, уже были в курсе, и как бы Фреда ни хотела скрыть свой недуг от Тома Ренье, рассчитывать на такое везение было глупо. Но она действительно собиралась позволить ему покинуть Скайхолд в полном неведении, и это решение еще вчера казалось ей правильным.

Молчание натянулось между ними оголенным нервом. Наконец…

— Мы оба знаем, что я за человек, — судорожную боль в голосе Ренье нельзя было измерить. — В своей жизни я причинил много зла и до сих пор не уверен, что жизнь Серого Стража позволит мне все это зло искупить. И что бы я ни делал, как бы ни пытался исправить ошибки, я никогда не заслужу тебя. Такой, как я, достоин лишь ненависти такой, как ты.

Но…

Теперь мне известно про треклятые цветы, и я должен знать, почему ты молчала. Почему, моя леди? Неужели твоя ненависть настолько сильна, что ты готова даже умереть, лишь бы не быть со мной?

Что он такое говорил.

Что он вообще пытался ей сказать.

Что?

Ее язык прилип к нёбу, словно злосчастные лепестки. Побледневшая Фреда отступила на шаг, а Ренье инстинктивно подался ближе, вновь сократив расстояние между ними. Как в танце, которого у них так ни разу и не случилось.

— Пожалуйста, прекрати отрицать очевидное, — взмолился он. — Если в твоем сердце нет и не было любви, тогда откуда эта хворь? Позволь мне спасти тебя! Вспомни об Инквизиции. Вспомни о людях. Они все еще нуждаются в тебе. Ради них и ради себя — ты должна жить! Как ты этого не понимаешь?

Фредерика молчала.

Тогда, в тюрьме Вал Руайо, она сказала: «Я никогда не любила тебя», — а он отказался верить этому.

Сейчас она добавила бы: «Я была с тобой, потому что хотела забыться», — он бы с недоверием отнесся к любым словам.

Но как только она ощутила прикосновение огрубевших пальцев Тома к своей щеке, то ее изломало такое страдание, что не поверить было уже нельзя.