Загадка Красной Вдовы

Когда жирондистское правительство объявило войну Австрии, все, даже малые дети, поняли, что надвигается буря. Французская армия прогнила насквозь – измены, нехватка денег, офицеры-дезертиры, и, после того как она рассыпалась в прах перед лицом врага, клич «Измена!» пронесся по Франции. Королеву-австрийку объявили изменницей, Лафайет ушел в тень, а Марат потребовал крови. Страсти улеглись, когда король, надев красный колпак[12], обратился к парижанам с примирительной речью. Тем временем войну Франции объявила Пруссия, и ее армия двинулась маршем на Париж.

К власти пришли якобинцы. Чарльз Бриксгем стоял у Орлеанских ворот, когда в город вошли марсельцы – «на фоне желтого заката, под барабанный бой и с песней, которую я не понимал». Он выкрикнул в толпе имя мсье Ролана, за что был бит и лежал без сознания в подворотне, пока мимо, распевая величайший в истории боевой гимн, с триумфом проходила революционная колонна.

Но все прочее он записал.

Париж трясло. Десятого августа Дантон возглавил восстание, и Чарльз Бриксгем услышал звуки выстрелов со стороны Тюильри. Выбежав из квартирки, он узнал, что швейцарская гвардия перебита, а король с королевой взяты под стражу. Пройти к месту событий не удалось – мосты были запружены толпами народа. Национальное собрание было свергнуто, и на площади Революции с благословения трех столпов славы приступила к работе гильотина.

А потом Чарльз Бриксгем влюбился.

Полагаю, бедняга просто ничего не мог с собой поделать. Он слишком долго внимал зажигательной риторике и голодал, но с Мари-Ортанс ему хватило одного взгляда. Знакомство произошло при любопытных обстоятельствах. 16 августа, через три дня после того, как королевскую семью заключили в Тампль, Чарльз, подхваченный толпой, оказался у стены Отеля-дель-Виль, где шло заседание Коммуны. Прильнув к окну, он вместе с парижанами слушал проходящие там дебаты и, в частности, речь Робеспьера, призывавшего учредить Революционный трибунал. «Строгий человечек с нездоровым бородавчатым лицом, похожим на огурец, и приятным голосом. Держится напряженно, как будто пытается удержать очки на кончике носа». Потом выступил кто-то еще и тоже требовал крови. Чарльз Бриксгем попытался выкрикнуть проклятие, но не смог вспомнить ни одного подходящего французского слова и пискнул что-то по-английски, что было принято толпой за возглас одобрения. Его сбросили на землю, помяли, и в итоге он очнулся под стеной в слезах. Придя в себя, Чарльз обнаружил рядом с собой женщину в накидке с капюшоном.

Заинтриговав аудиторию, Гай повернул медальон, так что все увидели круглое женское лицо с пронзительными веселыми глазами и твердым ртом.

– «Я знаю английский, а милорд, должно быть, сошел с ума», – сказала она. На что наш глупыш ответил по-французски: «Долой проклятых якобинских убийц!» Толпа сомкнулась. Женщина была у него за спиной, и отступать было некуда. Кажется невероятным, но он держался целых пять минут, пока шпага не сломалась от удара о камень. В суматохе вместо него схватили кого-то другого. Незнакомка в серой накидке протащила его через толпу. Выбившись из сил, они добрались до реки и сели на каменные ступени. Она не назвала ему свое имя, но сказала: «Faut pas faire des bêtises»[13], а потом поцеловала и произнесла: «Мы еще увидимся».

Представьте себе, какое впечатление возымел этот случай на восторженного юнца с кашей из политических идеалов в голове, судившего о любви по «Новой Элоизе». Незнакомка стала его богиней, заменив ему все. «В смертной женщине я нашел ангельский лик», – написал он отцу. Бриксгем-старший ответил в грубовато-насмешливом духе и дал вполне практичные советы, что привело к временному приостановлению переписки. Весь следующий месяц Чарльз почти не бывал дома и, оставив молитвы о прекращении кровопролития, бродил по улицам в поисках незнакомки. А между тем в Париже наступает время Сентябрьских расправ.

Улицы Парижа стали скользкими от крови, но его не трогали. Он снова встретил ее вечером первого дня первого года Республики, на коронации Богини Разума. Встретил вдали от света факелов, когда она выскользнула из двери на улице Тампль с чем-то похожим на бухгалтерские книги под мышкой. Он сразу решил, что она выполняет какую-то благородную миссию. Она обрадовалась ему, но держалась с ним сдержанно. Они зашли в таверну. Ее ангельский лик и улыбки сводили его с ума.

Она проводила его до дома, где они и провели три следующих дня. Три счастливых дня в пору теплых дождей и желтеющих листьев. «Да, мы должны пожениться, но не сейчас», – сказала она, но так и не назвала ему свое имя. На четвертое утро незнакомка ускользнула, пока он спал, однако оставила записку.