Читаем Загадка народа-сфинкса. Рассказы о крестьянах и их социокультурные функции в Российской империи до отмены крепостного права полностью

Прежде всего, «лесником» герой именует себя сам – для того чтобы усыпить внимание и подозрительность коробейников. Детали его одежды и снаряжения говорят о другом. Двуствольное ружье охотника едва пригодно для стрельбы («Сколько ниток понамотано! В палец щели у замков»), что вряд ли было характерно для крепостных крестьян, официально назначенных лесниками помещичьих угодий (ср. исправность инвентаря бирюка-лесника в рассказе «Бирюк» из «Записок охотника»). Сам охотник тщедушен и слаб, с лыком вместо пояса, что свидетельствует о его крайней бедности (эта деталь неоднократно отмечалась исследователями). Наконец, коробейники видели его в деревне, когда спрашивали у мужиков о короткой дороге в Кострому. Иными словами, лесник, скорее всего, является охотником, который выслеживал своих жертв еще в деревне, так как, судя по другой детали, уже некоторое время промышлял грабежом. Эта важная деталь – количество денег, найденное следствием в онучах убийцы: «Денег с тысячу рублей, – / Серебро, бумажки кучами»[878]. Мог ли сложенный заработок двух коробейников составить такую большую по тем временам сумму? Свидетельства конца 1850‐х – начала 1860‐х гг. говорят, что вряд ли[879]

. Максимов в очерке об офенях пишет, что ходебщик-одиночка, с которым он закупал товар и продавал его по деревням и на торжке за 25 верст, потратил 62 рубля серебром, а выручил в итоге 129[880]. Позже этнограф А. С. Пругавин, ведший включенное наблюдение среди офеней в 1880‐е гг., писал, что чистая прибыль ходебщиков, торгующих тканями и бижутерией, составляет 3 рубля в день[881]
. Трудно представить, что Ваня и Тихоныч за два месяца торговли в радиусе 100 км от Костромы, не продавая дорогостоящие иконы и книги, могли заработать на двоих 1000 рублей. Скорее всего, указывая на эту деталь, Некрасов имеет в виду, что коробейники были не первыми жертвами охотника, который уже какое-то время промышлял разбоем. На это указывает и его странная фраза:

Поглядел старик украдкою:Парня словно дрожь берет.
– Аль спознался с лихорадкою? — Да уж три недели бьет
[882].

В автографе поэмы сначала была фраза «Да четвертый месяц бьет»[883]. В свете сказанного резонно предположить, что под лихорадкой здесь имеется в виду бесовское наваждение, дьявольское искушение деньгами, описываемое в народных категориях именно как лихорадка (ср. выше цитату из рассказа Даля). Наконец, вся система намеков также позволяет трактовать «лихорадку» как одержимость бесом: «выше пояса» замоченная «одежонка» охотника – знак не лесной сырости (напомним, путники следуют «болотной тропой», где обычно мало деревьев), которая в первую очередь замочила бы низ, а постоянного внутреннего борения, сопровождающегося испариной. «Дикие» глаза охотника, его «вой», «лай», «хохот», который (в беловом автографе) напомнил коробейникам о «бестии» и «лешем», с которым они сравнили убийцу, – все это однозначно позволяет воспринимать его как одержимого бесом легкой наживы. Именно это дьявольское искушение, весьма популярное в литературе о крестьянах, и приводит разбогатевшего охотника в кабак, где с помощью вина он снимает напряжение и разбалтывает о случившемся. Таким образом, в подтексте образа охотника-убийцы свернута балладная традиция, отсылающая как к рассказам 1830–1840‐х гг., так и к классическим балладам – «Убийце» П. А. Катенина (1815), а в потенции – и к сюжету «Ивиковых журавлей» Шиллера – Жуковского (1814).

Как мы видим, сложность однозначной интерпретации сюжета связана как раз с тем, что Некрасов скрещивает несколько циркулировавших до него сюжетов в один, причем осложняет их дополнительными микротемами (тяготы военного времени, несправедливость суда в истории Тита-ткача, коррупция среди становых и пр.). Таким образом, каждый мотив получает двойное освещение. Коробейники в одно и то же время нечестно наживают деньги и оказываются жертвами преступления; Катя ждет Ваню, а жена Тита, не дождавшись, сбегает с «баринком»; крестьяне-солдаты воюют в Крыму, но кто-то, как бесноватый охотник, совершает убийства своих собратьев в тыловых губерниях страны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное