Загадка Отилии

Однако прежде всего Сохацкий попытался проникнуть в дом Туля, чтобы познакомиться с семьей Тити. Ио Тити никогда его не звал, так как Аглае приучила сына никого не принимать у себя дома. Тогда приятель удо­вольствовался тем, что пригласил Тити к себе, и таким образом на второй день рождества Тити попал на одну из улиц, расположенных за Северным вокзалом. Отыскав невысокий дом под нужным ему номером, он остановился. Было похоже, что здесь раньше помещалась лавка, а по­том витрины заделали. Тити, не имевший ни малейшего представления ни об архитектуре, ни о политической эко­номии, ничего не подозревая, вошел во двор, где его встре­тили лаем две большие собаки. Сохацкий принял Тити с громкими изъявлениями радости и не отходил от него, пока тот снимал в прихожей боты. В прихожую доносились взрывы смеха и громкие голоса. Сохацкий, крепко держа Тити под руку, ввел его в длинную, с низким потолком комнату, где несколько мужчин сидели на высоком, как кровать, диване за придвинутым к нему столом. Здесь было по-мещански опрятно, на стенах висели обычные украшения: проволочная рамка с фотографиями и картины на стекле, изображавшие сцены из «Отелло» и «Же­нитьбы Фигаро». Сами по себе картины были довольно приличные, но так как их изготовляли на фабрике, они имели дешевый вид. Из печки шел аромат печеных яблок. Чахлая, высохшая пальма торчала из цветочного горшка с морской травой, а в углу поблескивала покрытая брон­зой уродливая композиция из желудей, сосновых шишек и других лесных плодов. Своей чистотой и порядком ком­ната понравилась Тити. Двое мужчин были сравнительно молоды, немного старше Сохацкого, один — высокий, ши­рокоплечий, другой — с глубоким шрамом на щеке, худо­щавый и поэтому казавшийся хилым, но в действитель­ности сильный и мускулистый. На почетном месте сидел лысый, с закрученными кверху усами пожилой человек, а на стуле возле печи — румяный старик с подстриженной бородкой. По его акценту Тити решил, что он иностранец. Рядом с ним, на другом стуле, сидела неприметной внеш­ности старуха в домашних туфлях с помпонами. Крепкая девушка, которую скорее можно было принять за замуж­нюю женщину, прислонившись к печи, оглядывала всех нахальными глазами. В переполненной комнате находилась еще женщина средних лет в шляпе с перьями и двое юно­шей. Слегка опешившего Тити представили всем, и он узнал, что двое из сидевших на диване мужчин — братья Сохацкого, девушка — его сестра, а старики — родители. Хотя все были в штатском, но разговор шел на военные темы и в комнате даже появлялся денщик.

— А ты когда едешь в полк? — спросил господин с закрученными усами.

Поданный в ликерных рюмках глинтвейн подбодрил Тити, и началась, или, вернее, возобновилась, шумная беседа.

Более тонкий, чем Тити, наблюдатель понял бы, что попал к людям, которые лишь совсем недавно поки­нули городскую окраину благодаря занятиям молодого поколения, представители которого стали кто чиновником, кто даже учителем или еще кем-нибудь в этом роде. Все они говорили общими, заимствованными из газет фра­зами, расспрашивали друг друга, вспоминали какое-либо происшествие, но, как и Сохацкий, не высказывали ника­ких мыслей. Это тотчас же успокоило Тити, которому не нравились всякие рассуждения. Сохацкий вкратце изложил историю своего знакомства с Тити, затем стал рассказы­вать о происшествиях в школе; Тити расхрабрился и тоже припомнил некоторые случаи. Сохацкий перешел к пан­томиме и, надев свою лицейскую фуражку, изобразил одного хромого преподавателя, чем вызвал всеобщее ве­селье. Девушка неестественно громко хохотала, забавно прижимая руки к груди. Вскоре Тити передали группе у печки, которая встретила его пирожными, вином и во­просами. У судорожно смеявшейся девушки были широкие ноздри, чуть заметные усики, толстые икры, а главное развязные, вульгарные манеры. К удовольствию Тити, она смеялась в ответ на его самые пустячные замечания, кладя руку ему то на плечо, то на колени, и громко объ­являла одобрительно смотревшим на нее старикам, что ей нравится домнул Тити. Старуха в домашних туфлях с помпонами, мягко, но настойчиво выспрашивала у Тити о его семейном и общественном положении: живы ли ро­дители, есть ли у него еще братья, сколько лет каждому из членов семьи, какое у них имущество и так далее. Тити не находил это любопытство неуместным, однако из-за робости не умел толком ответить на вопросы.

— Полковник, — крикнула девушка, — вы слышите, он живет на улице Антим, там же, где и ваш зять.

— Да что ты? — удивился усач. — Туля, Туля... Как будто я что-то слышал!

Все громко переговаривались между собой, и стоял адский шум. Сохацкий крикнул Тити с противоположного конца комнаты:

— Ты смотришь на стены? Расписывал их я.

Это была правда. Позднее он продемонстрировал и другие образцы своей работы — шкафы, сундуки. Сохац­кий посвятил себя не столько высокому искусству, сколько прикладному. Он утверждал также, что может есть яич­ницу-глазунью, только если сам ее приготовил, и что ни­кто, кроме него, не умеет приправлять соленья.