Загадка Пушкина

Несомненной попыткой повторить бурный успех «Кавказского пленника» становится «Тазит», причудливый гибрид романтического антуража и бескрылого морализаторства. В поэме изображен юный чеченец, стихийно исповедующий образцовое христианское милосердие в среде кровожадных мусульман. Он от природы добр и мечтателен, совершенно чужд разбойным нравам горцев, разве что не зачитывается Ричардсоном и Руссо.

Он иногда до поздней ночи
Сидит, печален, над горой,
Недвижно в даль уставя очи,
Опершись на руку главой (V, 74).

Наверно, переодетая в штаны Татьяна Ларина, парящая «над» кавказскими горами, самому Пушкину показалась надуманной и скучной. Поэма «Тазит» осталась незаконченной.

Одновременно, в конце 1829 г. Пушкин принялся за драму «Русалка», также не дописанную. По ходу пьесы обесчещенная князем дочь мельника топится в Днепре, становится русалкой, рожает дочь и замышляет месть своему возлюбленному. Это также смесь из полюбившихся публике жанров, и на сей раз карамзинский сентиментализм «Бедной Лизы» приправлен романтической фантастикой в духе Порфирия Байского[32].

Сентиментальная нравоучительная окраска «Тазита» и «Русалки» знаменует несомненный отход от выхолощенных принципов «искусства для искусства». С другой же стороны, опять-таки вместо «преодоления субъективизма романтического мышления, в свою очередь преодолевшего рационалистический схематизм и отвлеченность классицизма» (Г. А. Гуковский), Пушкин явно движется вспять, обнаруживая полное отсутствие «социально-исторического понимания человека»¹⁶⁷.

Точно так же ни малейших черточек критического реализма не обнаруживается в поэме «Анджело» (1833), напечатанной в альманахе «Новоселье» в апреле 1834 г.

История создания этого произведения проста, как садовые грабли. Не слишком утруждаясь творческими поисками, Пушкин просто-напросто взял за основу комедию Шекспира «Мера за меру» и переработал ее в поэму.

Считать «Анджело» самостоятельным произведением зрелого мастера нет никаких оснований. По мнению А. А. Долинина, поэма «представляет собой не пушкинскую вольную переделку, а выборочный перевод Шекспира»¹⁶⁸. К тому же, как подметил Ю. М. Лотман, поэт самым тщательным образом препарировал текст комедии, исключив из своей поэмы все «дающие основания для аллюзий стихи шекспировского текста»¹⁶⁹.

Как-то даже неловко объяснять, что создание поэмы «Анджело» имело бы смысл только при творческом переосмыслении шекспировской комедии с позиций пушкинской эпохи. Причем, конечно же, не в духе политической злободневности, а на уровне вечно живых истин, которые для новых поколений могут вдруг озариться иным светом.

Однако Пушкин поступил наоборот, лишив «Анджело» даже намека на актуальность, и современники по достоинству оценили его посильный вклад в сокровищницу мировой литературы. Публикация поэмы прошла незамеченной, только журнал «Молва» удостоил новое произведение Пушкина небольшой заметки. Анонимный критик вяло похвалил поэта за несомненное мастерство и упрекнул за то, что тот, «не обращая внимания на современное, его окружающее», пытается «воскресить прошлое, идти назад»¹⁷⁰.

Точно так же В. Г. Белинский и при жизни поэта, и в цикле статей 1846 г. считал, что поэма «Анджело» «недостойна таланта Пушкина», поскольку в ней «много искусства, но искусства чисто технического, без вдохновения, без жизни»¹⁷¹.

В поэме изображен жестокий и лицемерный правитель Анджело. Осудив юного Клавдио на смерть за внебрачную связь, он втайне пытается соблазнить его сестру Изабелу. Впрочем, все заканчивается как нельзя лучше. Изобличенный злодей раскаивается и получает прощение, а бразды правления городом возвращены предшественнику Анджело, добродетельному Дуку.

Бродячий сюжет, позаимствованный Шекспиром из новеллы итальянского писателя XVI века Дж. Чинтио, насквозь нравоучителен. Таким образом, блеклый пересказ комедии «Мера за меру» выглядит абсолютно противоестественным в устах поэта, зарекомендовавшего себя ярым противником «оппортунистического утилитаризма и дидактизма в поэзии» (Б. В. Томашевский)¹⁷². И если в английском оригинале морализаторство смягчается сочным шекспировским юмором, то русский текст кажется совсем не пушкинским, он сугубо напыщен, вял и попросту скучен.

Известно, что Пушкин говорил об «Анджело» Нащокину: «Наши критики не обратили внимания на эту пьесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучшего я не написал»¹⁷³. Однако поэма из рук вон плоха, и упрямое самодовольство поэта выглядит сущим наваждением.

Глубокое недоумение развеивается, если предположить, что автор высоко оценивал свое убогое детище вовсе не по критериям литературного мастерства, но из чисто прагматических соображений. Поэма «Анджело» от первой до последней строки насыщена плоскими нравоучениями, а потому она служила в глазах Пушкина прочным щитом от обвинений в безнравственности.