Мой телефон зазвонил почти сразу же. Номер на экране не определился. Для мистера Коэна вроде рановато, но я всё равно ответила незамедлительно:
– Алло?
– Мисс Фрикс? Это Сэм Коэн. Только что получил ваше письмо.
– Как вы быстро!
– Понимаете, я всегда гадал, что сталось с Кларой. Понятия не имел, что она умерла. Мне очень жаль. Она была потрясающей женщиной и очень доброй.
– Спасибо. Это произошло внезапно.
А потом он сказал:
– Судя по всему, вы знаете, что за расследование вела ваша матушка.
Так это и правда было расследование!
– Не совсем, – ответила я. – Как я и написала, я просто нашла ваше письмо…
– А, да. – Он немного помолчал, и я уже собиралась сама что-то сказать, как он продолжил: – Правду сказать, я сам не очень уверен. Ну то есть мне всегда казалось, что Клара разгадывает куда более масштабную головоломку, чем то, во что посвятила меня.
Я выпрямилась. Кожу у меня покалывало, точно по мне пропускали электрический ток.
– Более масштабную головоломку какого рода?
– Вот тут, к сожалению, ничем не могу помочь. В самом деле, даже не представляю. Кроме того, она просила меня не разглашать то, что я для неё делал, – иначе я бы сам пошёл в полицию. Но она сказала: чем меньше я вовлечён, тем для меня безопаснее. И ещё сказала, что иначе я рискую загубить её расследование.
На меня нахлынуло разочарование. Глаза налились слезами.
– Так вам неизвестно, что именно она расследовала?
– Простите, нет. – Голос его был исполнен сочувствия. – Только то, что касается этих двух картин. Хотите, я перешлю вам полученные результаты по электронной почте? Вдруг вам удастся сложить что-то, что я упустил?
– Да, пожалуйста.
– Отлично, прямо сейчас и высылаю. Думаю, в них всё понятно и без пояснений, но если вам понадобится какая-либо дальнейшая информация, звоните или пишите мне.
– Спасибо большое.
Распрощавшись, мы закончили разговор, и я присела на край постели, дожидаясь обещанного письма. Я места себе не находила, гадая, а вдруг и правда сделаю сейчас какое-нибудь головокружительное открытие. И буквально через пару секунд раздался звук, оповещающий о новом письме.
Вместе с письмом пришли два приложения, я загрузила их, дважды кликнула мышкой на первое, озаглавленное «Жёлтый», и пробежала глазами текст.
В глаза сразу бросились словосочетания «отсутствие свинца», «слишком чистый жёлтый», а потом я прочитала заключение:
«Это не картина Ван Гога, а современная копия».
Я перечитала его ещё раз. «Это не картина Ван Гога…»
Я молниеносно щёлкнула по второму файлу, в котором оказался точно такой же отчёт по «Женитьбе». Пропустив основной текст, я прочитала последнюю строчку:
«Это не картина Хогарта, а копия, скорее всего сделанная в конце двадцатого века».
Значит, обе картины оказались подделками! И мама погибла во время расследования этого дела.
Я повернулась к её фотографии:
– Мама, почему ты заинтересовалась подделками?
Во внезапном порыве я принялась печатать новое письмо мистеру Коэну.
«Здравствуйте, Сэм.
Было очень приятно поговорить с Вами. Спасибо за присланные файлы! Я и не знала, что мама расследует подделки в живописи.
Я тут подумала… Я знаю, что мама просила Вас никому не говорить – но почему Вы не связывались с полицией или какими бы то ни было иными представителями властей, когда поняли, что уже очень долго не получаете от неё никаких известий?»
Я остановилась и немного подумала, а потом добавила:
«И ещё, не знаете ли Вы, нет ли чего-либо необычного в картине «Подсолнухи», выставленной сейчас вместе с другими работами Ван Гога в Национальной галерее?»
Потом ещё немного подумала и дописала:
«Или в пейзаже О’Кифф с озером, где отражаются холмы».
Я посмотрела на часы. Если потороплюсь, то до встречи с Артуром в половине одиннадцатого успею заскочить в Национальную галерею и еще раз взглянуть на «Жёлтый дом» в свете новой информации, полученной от мистера Коэна. А если очень-очень потороплюсь, мне хватит времени и на музей сэра Джона Соуна.
Оделась я с расчётом на ноябрьскую погоду. Хотя ярко светило солнце, я знала: на улице холодно.
Термолегинсы и термофутболка с длинными рукавами – отличный первый уровень утепления. На них можно надеть что угодно. Перебрав одежду на вешалках, я выбрала старое мамино платье-рубашку с роскошным узором из подсолнухов, напоминающих картину Ван Гога. К нему отлично подошло красное пальто и красный же беретик, а разношенные «мартенсы» прекрасно годятся для долгой ходьбы.