Загадка Ватикана

Что касается Сабинеллы, то она встревоженно наблюдала за тем, как ее сын спустился в царство тьмы, опасаясь, что он уже никогда не возвратится к свету. Какова же была ее радость, когда она узнала, что Сильвестру удалось освободить душу Марциона! Поэтому, увидев, что Гермоген несет ее на себе по направлению к Небу, она бросилась к Марии, Святой Богородице.

— Тот, кто был моим палачом, приближается к вратам обители праведных. Это он сделал меня мученицей, и благодаря этому я познала вечное блаженство. Значит, надо принять его с радостью.

— Отправим ему навстречу отряд ангелов,— сказала Святая Дева.— Этот попугай не знает дороги. Не утащит ли он твоего Марциона на Олимп?

— Избави Бог! — с ужасом воскликнула Сабинелла.

— Не бойся,— успокоила ее Мария, улыбаясь.

И приказала ангельской когорте отправиться на границу третьего неба и там встретить попугая и оседлавшую его душу наместника...”

В этот момент монсеньора Караколли, переводившего текст, прервали. Дверь в библиотеку робко отворилась, и вошел каноник Тортелли. Его лицо было красным от смущения.

— О Ваше Высокопреосвященство, Монсеньор, господа, извините меня, пожалуйста. Я не знал...

— Войдите, Тортелли,— приказал кардинал Бонино.— Мы рады вас видеть.

Каноник медленно вошел в зал, потупив взор. Потом порывисто опустился на колени у ног кардинала и с пылким чувством поцеловал его перстень.

— Говорите, Тортелли. Не бойтесь. И встаньте, прошу вас.

Каноник остался коленопреклоненным. Он низко опустил голову, и, казалось, его голос исходит из-под стола.

— Я полагал, что в папке... той, которую обнаружил профессор Сальва и которую открыл монсеньор Караколли... Я хотел сделать как лучше, поверьте... Я думал, что это и есть позорный документ. Поэтому я взял рукопись и унес. Но это оказалась лишь легенда “Чудо святого Ко-лумбана”.

— А что бы вы сделали с рукописью, если бы это действительно оказался “Базофон 666”? — спросил Сальва.

Тортелли одним прыжком вскочил на ноги и с горячностью посмотрел на профессора:

— Я бы ее уничтожил! Не сомневайтесь, что я бы ее уничтожил! Нельзя, чтобы эти ужасные вещи продолжали распространять свои дьявольские волны и в нашем столетии!

— Мы передадим “Чудо святого Колумбана” коммандеру Бэтему,— сказал Сальва.— Он несомненно обнаружит там еще один источник сведений, достойных нашего внимания.

— Которые надо немедленно сообщить Святейшему Отцу,— поспешно заметил нунций.

— Монсеньор,— сказал кардинал,— продолжайте переводить, я вас прошу. Эта история изумительна. Эта маленькая душа верхом на попугае... какая потеха! А вы, Тортелли, садитесь. Здесь нет ничего такого, чего бы наша совесть не приняла. Nil admirari[58], не так ли?

Выслушав эту цитату из Горация (“Послания”, I, 6, 1), которой одарил его кардинал вместо благословения, каноник сел в конце стола, между отцом Мореше и Сальва. Торжественно откашлявшись, нунций Караколли прочистил горло и продолжил:

“А между тем благочестивый Сильвестр отправился в дорогу по направлению к Фессалоникам и прибыл туда через три недели. Там он сел на корабль, который, зайдя по пути в Афины, через Мессинский пролив доставил его в Рим. Во время этого плавания он обратил в Христову веру всех пассажиров и матросов, кроме капитана, упрямого галла, который клялся только Тевтатом[59].

— Я уже слышал басни, которыми вы кормите этих греков и римлян,— сказал кельт.— Неужели вы полагаете, что люди, по-настоящему цивилизованные, попадутся на вашу удочку? Вы утверждаете, что Бог состоит из трех персон. А я считаю, что даже население всего мира, даже всей вселенной не образует бога! Вы провозглашаете с наивной уверенностью, что ваш царь Израильский искупил грехи народов, позволив прибить себя гвоздями к доске, словно сову. Разрешите вам сообщить, что в наших деревнях сельские жители постоянно прибивают к дверям ночных зверей и птиц, которых им удается поймать, но это еще не искупило грехов даже какого-нибудь одного человека. Что же касается вашего Неба, оно мне кажется совершенно неосязаемым. Мы, галлы, знаем его устройство лучше, чем вы. Оно сложено из прозрачных камней в виде свода, днем сияющего, ночью черного, в зависимости от того, освещает ли его Солнце или укладывается спать, поручив убаюкивать себя Луне.

— Капитан,— отвечал Сильвестр,— вы рассуждаете, как поэт. Ваши люди взбираются на деревья, чтобы сорвать там омелу. Но это лишь растение, которое питается пометом певчих дроздов. В прозрачных шариках омелы вы читаете будущее. Но могут ли пророчества рождаться из птичьей задницы?

— Чужеземец,— сказал моряк,— вам, по-видимому, неизвестно, что рост предпочтительнее строительства. Мы, кельты, относимся к дереву с глубоким почтением. Разве не древесный сок определяет течение времени? А вы, евреи, вы прибили вашего бога гвоздями к сухому столбу.

— Неправда! — воскликнул Сильвестр.— Крест — это дерево зеленое, возрождающееся! Христос — это Феникс, навечно воскресший из пепла!

Капитан налил себе выпить, потом продолжал: