Загадки творчества Булата Окуджавы: глазами внимательного читателя

Витийством резким знамениты
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи,[245]
Друг Марса, Вакха и Венеры
Им дерзко Лунин предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин.
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал,
И цепи рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.

Описание, представленное в этом фрагменте, с одной стороны, обобщенное, а с другой – весьма детальное. Тем не менее Окуджава вряд ли хотел вызвать у читателей ассоциацию с ним: в контексте эпохи это могло быть рассмотрено как настоящий призыв к мятежу и привести к обвинению в контрреволюционной пропаганде. Рисуя более мягкую картину того, что происходило в «том доме», подразумевая под «домом» не только конкретное место, но и понятие, Окуджава желал напомнить современникам о мужестве их предков. В предпоследней строфе он уже прямо говорит о том, что его не устраивает в людях его поколения:

Что ж мы осторожничаем? Мудрость не в этом.
Со своим веком можно ль на «вы»?

И все-таки свое окружение он принимает со всеми его недостатками, как принял бы и Пушкин:

По Пушкинской площади плещут страсти,
трамвайные жаворонки, грех и смех…
Да не суетитесь вы! Не в этом счастье…
Александр Сергеич помнит про всех.

Последняя строка стихотворения – это слегка перефразированное изречение Ап. Григорьева: «Пушкин – наше всё».

Приведем здесь стихотворение Г. Иванова «В широких окнах сельский вид»[246], казалось бы, никак не связанное с текстом Окуджавы:

В широких окнах сельский вид,
У синих стен простые кресла,
И пол некрашеный скрипит,
И радость тихая воскресла.

Вновь одиночество со мной…

Поэзии раскрылись соты,
Пленяют милой стариной
Потертой кожи переплеты.

Шагаю тихо взад, вперед,

Гляжу на светлый луч заката.
Мне улыбается Эрот
С фарфорового циферблата.

Струится сумрак голубой,

И наступает вечер длинный:
Тускнеет Наварринский бой
На литографии старинной.

Легки оковы бытия…

Так, не томясь и не скучая,
Всю жизнь свою провел бы я
За Пушкиным и чашкой чая.

Сборник Пушкина появляется в конце стихотворения не случайно. Вся атмосфера текста навеяна его творчеством. Автор ориентируется на пушкинское понимание дома как звена в исторической цепи, о котором мы говорили и отголоски которого заметили в тексте Окуджавы. Но у Иванова дом – в первую очередь залог не независимости человека, а его связи с предками – недаром в тексте появляется столько атрибутов старины. Мы еще коснемся этого текста Иванова при обсуждении стихотворения Окуджавы «Счастливчик Пушкин»[247], к которому мы сейчас и перейдем.