Она привезла его к себе домой, в свою комнату, которая была совершенно не такой, как его каморка на первом этаже в недавно построенном студенческом общежитии, где до сих пор еще пахло свежей краской. Комната Эллен была в роскошном доме, где-то за Королевским театром. Здесь жил Ганс Христиан Андерсен: об этом говорилось на латунной мемориальной табличке, прикрепленной к белой стене фасада здания.
У Эллен была собственная ванная комната с большой ванной, стоявшей на ножках в виде львиных лап. В то время она еще только начинала учиться в Академии изящных искусств и, смущаясь, показывала ему свои коллажи. Он присел на ее застеленную кровать, на толстое покрывало, купленное ею в Дамаске. Уже в те времена каждая ее вещь была связана с какой-то историей. Это покрывало она приобрела у одной семьи на Голанских высотах: последователи суфизма, они посвятили ее в духовную тайну самаистских танцев, через которые можно прийти к пониманию и узреть Всевышнего.
Йоахим вспоминает, как он однажды рассматривал ее вещи и обнаружил старые круглые коробки «Lock & Co.», старейшей в мире лондонской фирмы, продающей шляпы. А в углу у нее стоял затасканный шезлонг из красной кожи и потемневшего бамбука, о котором Эллен упрямо сообщала, что он когда-то принадлежал Саре Бернар. Но об этом они говорили уже позже, а в тот вечер, их первый вечер, Йоахим только сидел и не знал, что ему сказать. Когда же пауза слишком затянулась, она включила какую-то музыку. Ее острые лопатки выпирали из-под тонкой блузки. Потом она резко повернулась к нему и несколькими стремительными движениями сбросила с себя одежду.
— Ну вот, я такая, — сказала она.
Снова этот хриплый голос — и Йоахим стал рассматривать ее. Рассматривать, стараясь запечатлеть увиденное в своей памяти: ее стройные крепкие бедра, темные волосы между ног, едва сформировавшиеся груди, но с темными, четко обозначенными ареолами вокруг сосков. Он по-прежнему так и не знал, что ему делать. Должно быть, она это поняла, потому что вместо того, чтобы истолковать его замешательство как отказ, она подошла и поцеловала его, потом села ему на колени, расставив ноги по обе стороны. Взяла его руку и положила на себя.
— Потрогай меня, — сказала она хриплым прерывистым голосом.
Он прислонил к ее теплому влагалищу ладонь и почувствовал, как его член стал таким твердым, что ему даже стало больно. Она прижималась к нему, нетерпеливо постанывая.
И тут до него дошло, что ему нечего бояться. У них были одни и те же желания.
Эллен постирала его брюки в ванной и повесила их сушиться на батарее — это послужило для него предлогом остаться у нее на всю ночь. И на весь следующий день. Они еще много-много раз достигали оргазма, будучи не в состоянии остановиться.
Сейчас Йоахим впервые за длительное время об этом думает. Почему? Потому что между ними снова что-то появляется. Не просто пара джинсов, как тогда, а время. Время, которое разделило их. Хотя он и чувствует желание и мог бы разбудить ее, поцеловать. Она бы ему не отказала. Да и Елена никогда бы об этом не узнала. У него есть шанс. В последний раз. Помириться и расстаться.