Они почти не разговаривали. Гидеон лишь время от времени показывал на чей-нибудь дом и рассказывал о его жителях:
– Здорово, что ты так близко знаком с соседями, – заметила Айви.
Гидеон махнул рукой в сторону океана.
– Это у меня в крови. Я всегда тоскую по этому месту. В детстве даже заставлял родителей приехать сюда из самого Андовера, чтобы просто полазить по этим камням. И неважно, что вокруг стояла суровая зима. Здесь проходили самые лучшие летние каникулы. Мой первый поцелуй, первый… Ну, ты поняла.
Они остановились в той части пляжа, где их не могли увидеть ни Кларки, ни Сколлоки. На линии прибоя чернела вынесенная на берег коряга, опутанная длинными лентами гниющих морских водорослей. Айви представила, как обнаженный юный Гидеон бежит по этому пустынному, источающему резкий запах клочку песка. Такое самозабвение было за гранью ее понимания. Тем не менее он уже испытывал его – просто не с ней.
– Это было так давно, – сказал он и, подняв камень, бросил его в воду. – Но, если честно, я был бы не против вырастить тут детей. Тебе здесь понравилось?
Всю неделю Айви только и спрашивали: «Ты счастлива?», «Хорошо спалось?», «Не скучно ли тебе?». Что бы ни было у нее на душе, она всегда отвечала: «Да, все отлично». Готовность всегда поддержать разговор здесь явно ценилась выше, чем стремление побыть наедине с собой.
– Я как будто бы всю жизнь мечтала сюда попасть, – ответила она, чувствуя, как сжимается горло. Зачем притворяться, если конец так близок?
Они пошли дальше, к каменистому выступу, на несколько сотен метров выдававшемуся в океан, достаточно широкому, чтобы можно было отойти от побережья. Солнце скрылось за серыми облаками. Сильная волна разбилась о камни и оросила их солеными каплями; море, жестокое и безразличное к боли Айви, напоминало ей о необходимости начать разговор. Лучше было самой проявить инициативу.
– Я хочу тебе кое-что сказать, – начала она и повернулась к Гидеону. Тот стоял на одном колене.
Он взял ее за руку твердой и холодной ладонью. Он был совсем рядом, но его голос звучал приглушенно, словно по радио, и до Айви доходили лишь бессвязные жужжащие фразы: «… так неожиданно… ты сказала, что любишь меня… не готов… я… просто… не хочу терять тебя…» В самом конце связь будто бы восстановилась: «Я хочу, чтобы ты стала моей же-же-женой. Т-т-ты вы-вы-выйдешь за меня?»
Он шутит? Нет, только не Гидеон. На такую тему он шутить бы не стал. Да и лицо у него слишком бледное, губы пересохли и стали совсем фиолетовыми.
Затем ее окатило приливом счастья, как будто она приняла горячий душ, вернувшись с холодной улицы. Плечи задрожали, рука потянулась прикрыть раскрывающийся от изумления рот. Но как отблагодарить его? Как выразить скачущую в груди благодарность?
– Айви?
– Да! О боже, да!
Они бросились друг другу в объятия и засмеялись. Он вынул из кармана черную бархатную коробочку и открыл ее. Внутри лежало кольцо с ярко-синим сапфиром, обрамленным мелкими бриллиантами. Он взял ее левую руку и надел украшение на безымянный палец. Великовато. Она сжала пальцы в кулак, чтобы не уронить драгоценность.
– Ничего страшного, его можно сузить.
– Ты ходил с ним всю неделю?
Неужели она ошибалась абсолютно во всем?
– Оно принадлежало бабушке Кюффи. Все это время мама хранила его для меня… Я попросил ее дать мне его этим утром. – Айви тихо охнула, жадно поглощая каждое услышанное слово. – Что касается Сильвии… уверен, ты ей очень нравишься. Она всю неделю только и говорит о тебе и о том, как ты отлично вписываешься в нашу семью. Надеюсь, ты дашь ей шанс.
– Это все неважно, – сказала Айви. Так оно и было. – Я была в плохом настроении. Немного накрутила себя.
– В глубине души она очень добрый человек.
Айви положила палец на его нижнюю губу.
– Честно говоря… думала, ты привел меня сюда, чтобы расстаться.
От удивления у него дернулась шея.
– Почему?
– Когда я сказала, что люблю тебя, ты просто ответил:
– Это была
По тону голоса стало ясно, что он так не считал.