Загон

Время от времени, африканец ударял по мембране сильнее, и тогда его спина выгибалась как струна, голова откидывалась назад, и можно было подумать, что человека дергают за невидимую косу. Звуки барабана усиливались, человек прибавлял шаг, при этом раскачиваясь из стороны в сторону. Постепенно окружность, по которой перемещался мужчина, стала превращаться в сужающуюся спираль, человек двигался в середину круга. Удары по барабану участились, и лишь когда чернокожий достиг самого центра поляны, барабан умолк. Мужчина медленно, словно во сне, стал оседать на землю, при этом спина его оставалась прямой. Наконец, он замер, свободные, темно синие, почти вороные одежды мягкой пирамидой осели вокруг. Несколько секунд полной тишины, и вдруг мгновенная, искривленная и зловещая улыбка на доли секунды мелькнула на его лице, пальцы африканца снова задвигались по мембране барабана. Мужчина словно входил в транс, веки подрагивали, голова совершала мерные круговые движения. Звуки барабана учащались, движения головы также, потом барабан затихал, и человек словно засыпал. Лицо африканца было напряжено, и напоминало глиняную маску, искаженную сардонической гримасой.

Так продолжалось около пяти минут, затем человек замер, звуки барабана стихли, лишь бесшумно двигались губы на ожившей маске-лице, обращенном к непроницаемому черничному небу, будто повторяя слова заклинания. Еще минута и глаза человека открылись, они вспыхнули в полумраке, словно два светящихся огонька, красные глаза дикого зверя. Человек ухмыльнулся и медленно произнес: «Mimi kujisikia wewe, mimi niko kusubiri kwa ajili yenu16…»

Африканец в алом тюрбане поднялся с земли и плавно растворился в зарослях, также внезапно, как появился. Тотчас сгустился полумрак и «tonnelles»17 растворилась в темноте.

Подъезжали к Киквиту мы уже в глубоких сумерках. Моиз сказал, что на ночлег мы можем устроиться в ближайшей церкви, ибо здесь так принято, и никто тому не удивится. Жан сказал, что знает одну такую, он проезжал мимо нее еще в прошлый приезд, и хорошо помнит, где она расположена. При этих словах он многозначительно мне подмигнул. Моиз ничего не заметил, и не выказал удивления, церковь как раз находилась на нашем пути. Возле нее мы простились с нашим проводником, договорившись, что он заберет нас отсюда завтра к вечеру. Нам ни к чему было терять так много времени, но он буквально умолял нас позволить ему хотя бы день провести с родственниками, которых не видел так давно. Жалко ведь не воспользоваться ситуацией, коль скоро уж попал в этот район, куда судьба не забрасывала его много лет. Пришлось нехотя согласиться и Моиз, выгрузив наши сумки и некоторую часть провианта, тотчас умчался, подняв клубы пыли. Мы же подхватили свои вещи и побрели к дверям церкви.