Загон

Вот, что значит ночевать в церкви! Жан без устали корил себя, и его единственным желанием было повернуть время вспять, и исправить все ошибки, которые сегодняшней ночью тяжелым грузом легли на его душу, а мне вспоминалась семья, к которой я мечтал как можно скорее вернуться.

Мы лежали на тощих циновках, брошенных прямо на земляной пол, нам не спалось, но мы оба молчали, погрузившись в собственные мысли.

Вспомнил я и то, что одно время ревновал Татьяну к Жану. У нас был период в жизни, когда с деньгами было очень туго, мы только купили квартиру и все накопления были вложены в недвижимость. Таня была в декретном отпуске, и частная стоматологическая клиника, в которой она символично числилась, не собиралась ей платить. Да и мой бизнес не особо процветал, денег хватало на жизнь впритык.

И тут Татьяне подвернулась работа переводчика. Появился некий француз Жан, которому нужен был помощник и переводчик «в одном флаконе». Господин Гебауэр, как всякий француз, был чрезвычайно, если не чрезмерно, галантен и обходителен. Он присылал за Таней машину с водителем, от него звонили секретари и договаривались о встрече, но знаком с ним я не был долгое время. А Таня всегда тщательно готовилась к их встречам, прихорашивалась и летела на работу буквально как на крыльях. Именно такое ее воодушевление и возбудило во мне ревность. Проработала Татьяна с Жаном в общей сложности год, он периодически куда-то улетал, и тогда моя жена снова сидела с Катюшей. Когда дочке исполнилось три годика, Таня вернулась к собственной профессии, а рабочие отношения с французом переросли в дружеские. Тогда-то я с ним и познакомился.

И он оказался интереснейшим человеком, которого всегда было любопытно слушать, которому всегда хотелось подражать, и как минимум, хоть мысленно стать участником его фантастических приключений. Жан был отлично образован, много путешествовал и многому мог научить и в бизнесе и в жизни. Кроме того, дружба не была для него пустым звуком, а в наше время это дорогого стоит. И только сейчас я понял, что давно и искренне привязался к этому человеку.

Так я и лежал, с головой уйдя в мозаику воспоминаний, и мало-помалу окружающая темень затягивала меня в объятия Морфея.

Ночь была влажной. Мы с Жаном привыкли к некому определенному проценту молекул Н₂О в воздухе, в количестве приближенном к семидесяти, а здесь он на все сто был пропитан сыростью, да и не только эта среда, но и влажная земля, влажная одежда и даже сам, кажется, отекаешь от этой влажности.

Наконец, темнота погасила сознание, и повлекла меня в страну снов.

Проснулся я от резкого звука и грохота. Спросонья, в первые мгновенья ничего невозможно было понять. Где я? Что происходит? Что за кошмар? Или я еще сплю? Густая темнота будто обрела ощутимую тяжесть, и кожа лица ощущала едва заметные колебания воздуха. Резко усилился мускусный запах, к которому примешивался чуть уловимый запах тления, и сердце всполошилось от острого ощущения реальной, возникшей в непосредственной близости, опасности. Защитные рефлексы сработали, у меня все сжалось внутри, по рукам и ногам словно пробежал электрический разряд, а сердце уже ухнуло в пятки и съежилось там до размера грецкого ореха. Некоторое время я лежал неподвижно, потом медленно оперся на локоть и тряхнул головой, отгоняя прочь глубокое забытье. Слух обострился, и я пристально вглядывался в темноту, стараясь хоть как-то рассмотреть, что тут стряслось, что это за причина, выдернувшая меня из объятий Морфея.

На какое-то мгновение мне показалось, что ничего страшного не произошло, что просто что-то приснилось, а может… может, и какие-то люди зашли в церковь с целью, аналогично й нашей, да в темноте наткнулись на спящего Жана, споткнулись и упали. Еще не успели пронестись эти мысли в моей голове, как я все-таки различил поднимающийся в темноте куда более черный силуэт нежданного гостя. Поспособствовал этому тусклый отблеск лунного света, проникший через те самые круглые оконца под самым потолком, образующие христианский крест. Я напряг зрение, и… нет, гость был не один, в чернильной тьме появился, по меньшей мере, еще один. Да, в помещении церкви находились два здоровенных амбала, пара огромных африканцев, бывших чернее темной ночи, которая словно окутывала их, липла к их телам и нарастала, создавая грубую колышущуюся субстанцию, разящую смрадом и смертью.