Заговор букв

Отношение к России у русских поэтов определялось в парадигме «Отечество – Родина». К Отечеству относится все, что касается официоза, истории (непременно славной), культуры (нефольклорной), активного мужественного начала, собственно имперского. К Родине – все, что касается народа, географии, природы, фольклора, начала женственного. Как-то так сложилось, что после Пушкина обращение к первому ряду почти фатально означало творческую неудачу. Для примера можно взять провальные политические стихи Тютчева или безобразно самодовольное стихотворение Никитина «Русь». Блок, как последователь идеи Вечной Женственности, идет вслед за Лермонтовым (вспомним «Родину», первоначальное название которой – «Отчизна» – было автором заменено); даже тогда, когда он пишет об истории или о России как империи, его интересует национальный миф России в народном варианте, причем это никоим образом не лубок. Скорее можно говорить о внимании Блока к «глубинным» течениям народного духа, о которых писал в «Войне и мире» Л. Толстой. И этот постигаемый национальный миф оказывается связан самым естественным образом с идеей Вечной Женственности. Вот хрестоматийное стихотворение «Россия»:

Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы расписные
В расхлябанные колеи…

Сомневаюсь, что можно однозначно решить, к чему относится сочетание «годы золотые» – к России или к герою. Образ тройки («три… шлеи»), с одной стороны, выводит российский миф за пределы времени, превращает его во внеисторическую эмблему, и создается своего рода поэтический вариант вечного «золотого века».

С другой стороны, что такого «золотого» в «стертых шлеях» и «расхлябанных колеях»? Кстати, «расхлябанность» четвертой строки с двумя пиррихиями замечательно соответствует ее содержанию. Впрочем, все эти соображения о «золотом веке» могут быть легко сняты второй строфой:

Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые –
Как слезы первые любви!

Речь вполне может идти о «золотых годах» автора, о времени первой любви. Правда, в контексте творчества Блока настоящим предметом его первой, второй и всех остальных любовей остается Россия. Это прочитывается и в стихотворении «Русь», и в циничной дневниковой заметке 1921 года о чушке, съевшей своего поросенка. Можно сказать, что эротическое и патриотическое у Блока переплелись так, что нечего и думать их разделять. Так, например, в третьей строфе, взятой отдельно, мы можем при желании увидеть образ не только России, но и Любови Дмитриевны, отношения с которой вполне укладываются в следующую схему:

Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу…
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!

Более того, именно с точки зрения отношений Блока с Любовью Дмитриевной становятся совершенно ясными первые две строфы. Если Русь Блок называл женой, почему бы не допустить и обратного хода?

Сочетание черт страны и женщины доводится Блоком почти до абсурда:

А ты все та же – лес, да поле,
Да плат узорный до бровей…

Тут уже, как в стихотворении «Русь», нельзя сослаться на метафору («Русь опоясана реками…»), страна – явная женщина. И в этом двоении образа то и дело проступают «прекрасные» черты Прекрасной Дамы, особенно «когда блеснет в дали дорожной мгновенный взор из-под платка». Сюда идет дорожка от «синих очей» с того берега реки, отсюда – дорожка к героине стихотворения «На железной дороге». Все это, как кажется, подтверждает мысль о том, что вся лирика Блока – реализация единого метасюжета, и стихи о России не являются в этом смысле исключением. Главная же мысль данного стихотворения, видимо, заключается в двух строках последней строфы:

И невозможное возможно,
Дорога долгая легка…

Не исключено, что эта дорога имеет прямое отношение к степной дороге из цикла «На поле Куликовом». Контакт с Родиной-женой, почти потусторонней, нездешней по степени иррациональности, рождает возможность чуда («невозможного»). Постичь суть этого «невозможного» Блок и пытается всем своим творчеством. Ответы не то чтобы не всегда возможны – они принципиально невозможны, поэтому иногда стихи превращаются в сплошной вопрос. Таково стихотворение «Осенний день».

Идем по жнивью, не спеша,
С тобою, друг мой скромный,
И изливается душа,
Как в сельской церкви темной.