Заговор генералов

Ставка. 24-го августа (ПИ А). В Рижском районе наши войска, перейдя реку Аа Лифляндскую, продолжают дальнейший отход до побережья Рижского залива в северовосточном направлении. В районе Псковского шоссе наша пехота отошла в район Зегевольд – Лигат, в 25 верстах юго-западнее Вендена. Войска, действующие в восточном направлении от Риги, продолжая под натиском противника отходить, достигли примерно линии Клингенберг Фридрихштадт. На Двинском направлении оживленный артиллерийский огонь. На остальном фронте перестрелка.

1

Поручик Антон Путко и старший фейерверкер Петр Кастрюлин ехали в Могилев.

Поезд уже оставил позади фронтовой район и одновременно, будто обозначено было на некоей небесной карте, полосу беспробудных холодных осенних дождей и привез их в ясное лето. Тот же поезд, одолев невидимый рубеж, отъединил их от оставленных на позиции товарищей, с которыми еще несколько часов назад они делили общую судьбу, укладывавшуюся в два обнаженных понятия: жизнь и смерть. И уже нахлынули приметы тыловой жизни. Появились штатские пассажиры. В проходе мальчишка-нищий фальцетом пел:

Ты, говорит, нахал, говорит,
Каких, говорит, мало,
Но, говорит, люблю, говорит,
Тебя, говорит, нахала!
Ты, говорит, ходи, говорит,
Ко мне, говорит, почаще
И, говорит, неси, говорит,
Конфет, говорит, послаще!..

Конфет побирушке не давали – не было, но котомка его разбухла от хлебных корок. Ни Антон, ни Петр не чаяли, не гадали, что окажутся вдруг в этом поезде. Вчера вечером Путко вызвали с батареи в штаб дивизиона:

– Прочтите и примите к исполнению.

На бланке телефонограммы он прочел: "По требованию главкосева прошу командировать от вверенной вам части в Ставку одного офицера для ознакомления с системою английских минометов и бомбометов новейших конструкций и присутствия при испытании их для распространения сведений об этих минометах в войсках. Если представится возможным, прошу командировать поручика Путко".

– Ишь в какой чести вы в самом штабе фронта! – не без зависти откомментировал капитан Воронов. – Что ж, бог в помощь! Гляньте и на сию цидулю, – он протянул еще одну бумагу. – Может, посоветуете, кого?..

Это также была телефонограмма: "По требованию начштаверха для пополнения георгиевского батальона прошу командировать Могилев-губернский одного рядового или ефрейтора, имеющего хотя бы одну Георгиевскую награду, крест или медаль. Командируемый должен быть обязательно из раненых и отличной нравственности. Выбор под личную ответственность..."

Антон сразу подумал: Петр Кастрюлин! Хоть и жаль ему было расставаться с давним другом и отличным артиллеристом, но что-то подсказывало: солдат-большевик будет нужней всего там, в георгиевском батальоне. Всплыло перед глазами: штаб-ротмистр в Георгиевском союзе и ящики картотек. И разговор с Дзержинским перед отъездом.

– Кастрюлина надо послать, – назвал он Воронову. – Подходит по всем статьям: и крест, и медали, и раны только-только зализал.

– Ну что ж, – согласился командующий дивизионом. – На себя потом и пеняйте. Вот и отправляйтесь вместе. – Добавил: – А вашу раздрызганную батарею мы все равно решили отвести во второй эшелон, на отдых и пополнение.

Пополнение... Эта последняя неделя была самой тяжелой за все многие месяцы пребывания Антона на фронте.

К вечеру шестнадцатого августа добравшись до позиций батареи в районе Икскюля – на юг от Риги по восточному берегу Двины, – он сразу уловил перемену, происшедшую за дни его отсутствия. Нависла напряженность. Противоположный берег, казалось, превратился в живое существо: беспрерывно сопел, урчал, ворочался. То и дело с того берега открывали стрельбу. Привычное ухо отмечало калибры орудий, мозг суммировал плотность огня. Противник расходовал боеприпасы щедро – это говорило о многом. Подтвердятся ли разговоры о новом наступлении немцев? С нашей стороны никаких реальных усилий для отражения натиска не предпринималось: ни резервов, ни замены негодной матчасти, ни подвоза снарядов хотя бы до комплекта. Доходили даже слухи, что части и слева, и справа, и сзади оттягиваются в тыл, перебрасываются на другие участки. Окопнику всегда самым важным кажется свой пятачок. На деле события, видно, развернутся совсем на другом, известном верховному командованию направлении... Но Путко вспоминал зловещие слова Корнилова, и тревогой сжималось сердце.

Восемнадцатое августа прошло необычно тихо, не считая стычек с разведчиками противника. Высоко в небе, недосягаемые для огня, проплыли через линию фронта германские цеппелины.

А на рассвете девятнадцатого началось. С того берега на русские траншеи и окопы обрушился яростный смерч. Немецкие орудия били прицельно. Еще до начала боя на батарее Путко вышли из строя две гаубицы и нескольких человек из прислуги ранило. Потом огненный вал передвинулся на второй эшелон, и пошла на форсирование реки немецкая пехота.