Заговор конца света

По данным Диденко, хищные особи в «цивилизованных» странах составляют около 15 процентов: «каждый седьмой может стать истинно жестоким». Именно среди представителей этого вида встречаются откровенные нелюди (как сейчас стало модно говорить — «отмороженные»), демонстрирующие полное равнодушие к чужим человеческим жизням. Они только внешне напоминают людей, человеческая же душа у них не развилась вследствие какой-то врожденной патологии. Ведь «такие феномены, как „совесть“ и т. п., возникают в пространстве бесконечных объектов, того, что дано, но мы не знаем откуда»^{53}.

Приобщенность к порядку, который срабатывает независимо от человека и его намерений, — порождается структурой на ее собственных основаниях, — отличает собственно «человека разумного». Вот только на практике реализовать действительно разумное поведение многим из его представителей весьма затруднительно. Подверженность внушению оказывается палкой о двух концах. С одной стороны, она обеспечивает гарантированную социальную адаптацию, но с другой — делает легкой добычей стадных инстинктов.

Самое же главное, внушаемый человек, пусть даже «разумный», неизбежно пасует перед агрессивным напором и харизматическим (суггестирующим) обаянием хищников: «крепких, лоснящихся, алчных, невероятно цепких и живучих, типичных какократов, вознесенных наверх, как капелька гноя в кратере чирья, сдавленного невидимыми сальными пальцами, легко швыряющих себе под ноги целые поколения»^{54}. Они занимают ключевые посты во всех властных структурах (включая маргинальные), получая таким образом практически неограниченные возможности по навязыванию собственных хищнических ценностей и представлений.

Диффузный вид (то есть допускающий проникновение любых влияний и, соответственно, способный принимать любую форму) составляет абсолютное большинство человечества. Чисто количественный перевес — едва ли не единственное, что он мог противопоставить на протяжении тысячелетий зарвавшимся хищникам. Этот поведенческий архетип давно стал элементом массовой культуры: в любом из произведений «криминального» жанра на одного социально опасного агрессора приходятся десятки полицейских, олицетворяющих закон.

Но «нравственный закон» является лишь необходимым условием становления человека. Нередко только недюжинная воля способна превозмочь власть стадных инстинктов — непреодолимое препятствие для подавляющего большинства диффузных. Немногочисленным исключением из их массы стала особая категория людей, в которых счастливым образом соединилась верность «категорическому императиву» Канта и устойчивость к внешним влияниям, способным поколебать эту веру.

Диденко назвал их неоантропами — «людьми в истинном, насколько это возможно смысле слова», а в качестве главного видового отличия отметил генетически закрепленную способность к самокритическому мышлению. Благодаря ей неоантропы могут не только, наперекор хищному воздействию, самостоятельно реализовать вертикаль духовной эволюции, но и увлечь за собой других. «Возможно, именно в том заключается отличительный признак человека, что он может быть предводителем толпы дубоцефалов, а дубоцефал — нет…»^{55}.

Медленный, но неуклонный нравственный прогресс человечества в целом так же свершается в результате героических усилий подобной горстки подвижников-неоантропов. К этому виду принадлежали все великие духовные учителя, с максимальной полнотой воплотившие тот Образ, по которому и был создан Человек на Шестой День творения.

Глава 6 История

Расти в высоту, измотай зверя, дай умереть обезьяне и тигру.

А. Теннисон

«Запомните, что если вы действительно в рамках духовной традиции хотите стать работниками, то прежде всего вы должны быть эффективны на уровне обыкновенного человека в социуме. Конечно, это трудно, потому что над нами Закон, мы не имеем права его нарушать. В этом смысле мы более ограничены в выборе средств, чем люди, не имеющие никакого внутреннего закона. Но зато мы имеем знания, которых нет у людей, над которыми нет Закона»^{56}.

Обладатели такого знания образуют своего рода тайное братство, где каждый с полным правом может повторить знаменитый киплинговский пароль: «Мы одной крови — ты и я». Киплинг здесь упомянут вовсе не всуе. Его не менее знаменитый Закон Джунглей, давно ставший синонимом «беспредела», на самом деле символизирует именно подобное сверхличностное Откровение. Вопреки устойчивому заблуждению, этот Закон равно защищает как хищников, так и их жертв, ограничивая произвол животных инстинктов. Ведь только очень наивный или невнимательный читатель не увидит, что звериное сообщество, представленное на страницах «Книги Джунглей», является очевидной аллегорией человеческой цивилизации. В галерее характерных образов, мастерски изображенных Киплингом, мы без труда обнаружим представителей каждого из видов, составляющих человечество.