Раймонд Робинс писал в своем дневнике: «Локкарт, способный и свободный от коварства» [27]. Эти слова больше говорят о Робинсе, чем о Локкарте: он, как мы только что наблюдали, был способен на большое коварство. Робинс, к своему стыду, так и не научился лукавить и оставался его доверчивым союзником почти до самого конца. Весь апрель и май они с Локкартом встречались ежедневно, Рэнсом по привычке к ним присоединялся. Иногда их компанию разбавляли Гарстин, Кроми или другие союзные чиновники и военные, но именно эта троица составляла ядро. Они обсуждали политику, сравнивали свои записи, пытались согласовать свои усилия и каждый по-своему влиять на политику — вернее, Робинс и Рэнсом думали, что делают это.
Но Локкарт быстро учился. Частично его разум был занят Мурой, тем не менее к середине апреля он тайно начал направлять запросы легальным и нелегальным противникам большевизма, пытаясь узнать, как бы они отреагировали на вмешательство союзников. Он выяснил, что большинство монархистов ищут спасения в Германии [28. Партия меньшевиков, левые и правые фракции социалистов-революционеров, теперь уже нелегальная партия кадетов, а также контрреволюционеры, принадлежавшие к мелким политическим организациям, хотели, чтобы союзники помогли России возобновить войну с Германией. Все, кроме левых эсеров, действительно надеялись, что союзники свергнут большевизм. Правые эсеры заявили, что помогут союзникам, когда те придут в Россию [29].
Локкарт, несомненно, понимал контрреволюционные цели антибольшевистски настроенных политиков. Однако его собственный контрреволюционный путь состоял из трех этапов. На первом этапе он выступал за оккупацию портов только в качестве меры против немцев, которая поможет союзникам выиграть войну, и надеялся все-таки склонить к этому большевиков. Почти каждый день он уговаривал кого-нибудь в российском Министерстве иностранных дел пригласить союзные войска во Владивосток, Мурманск и Архангельск.
Но Локкарт заискивал и перед британским Министерством иностранных дел, что привело его ко второму этапу: он начал уговаривать чиновников Уайтхолла оккупировать три стратегически важных порта. А когда он понял, как сильно антибольшевистские партии в России ждут иностранной интервенции, то перешел к третьему этапу своей программы и стал настаивать на том, чтобы она произошла немедленно: «Дальнейшее промедление опасно и глупо» [30]. Вскоре он вообще перестал упоминать о каком-либо разрешении большевиков: «Мы должны удерживаться в этой стране хитростью, скрывать наши намерения до тех пор, пока не будем готовы нанести удар» [31].
Коварство? Его Локкарту было не занимать. Теперь, встречаясь с большевиками, он обещал, что Британия не сойдет на берег без соответствующей миссии. И в то же время он настойчиво рекомендовал Уайтхоллу немедленно захватывать порты: «Мы можем надеяться, что большевики, когда их поставят перед свершившимся фактом, не окажут нам серьезного сопротивления» [32].
Признавая, что
В-третьих, он думал о последствиях высадки десанта и о том, что будет, если революционное правительство окажет сопротивление: «Если мы вмешаемся, что кажется вероятным, нам будет необходимо уничтожить Балтийский флот… Я несколько раз беседовал на эту тему с капитаном Кроми» [36]. С ослаблением немецкой угрозы на Балтике большевики, конечно, будут против уничтожения собственного флота, поэтому британцам «было бы выгодно поддержать антибольшевистское движение» [37]. Так бывший поборник большевизма и противник высадки союзников в Россию сперва выступил за высадку с разрешения большевиков, затем за высадку без него и, наконец, за высадку в согласии с антибольшевиками и контрреволюцией. Он по-прежнему говорил, что главное — победа в Первой мировой войне, но он знал, что побочным достижением этой победы может стать свержение большевиков.