Заговор Локкарта любовь, предательство, убийство и контрреволюция в России времен Ленина

Совнарком собрался, чтобы обсудить эту отчаянную ситуацию. Результатом стало создание Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Все народные комиссары были согласны, что возглавить ее может только один человек. Дзержинский решительно выступил вперед. Бывший заговорщик, агитатор, организатор, заключенный, ссыльный и беглец достиг высшей точки своей карьеры. Он мог так же неустанно, неутомимо, самоотверженно работать в новой роли разоблачителя заговоров, как и в прежней — их организатора. Он стал своим зеркальным отражением, двойником.

В то время как сорокалетний Феликс Дзержинский приступил к новой миссии в Москве, 30-летний Брюс Локкарт встретился с премьер-министром Ллойд Джорджем в Лондоне и получил директиву возвращаться в Россию.

Глава 5 Человечный Яков Петерс

В 1918 году вторым помощником Феликса Дзержинского стал молодой латыш по имени Яков Петерс. Локкарт хорошо успел его узнать. По описанию американской журналистки Луизы Брайант, Петерс был «невысокого роста, курносый и приземистый, с торчащими короткими каштановыми волосами». «Напряженный, быстрый, нервный человек с вздернутым носом, который придавал его лицу вопросительное выражение, и голубыми глазами, полными доброты», — вспоминала другая журналистка, Бесси Битти. Она была либо моложе, либо внимательнее Брайант Щ. Но справедливо будет сказать, что Яков Петерс ее бы разочаровал: история запомнила его не более человечным, чем Феликс Дзержинский.

Яков Петерс

Петерс родился в 1886 году на юго-западе Латвии, в Курляндии. Он рассказал Битти, что его отец был скромным зажиточным крестьянином, который нанимал батраков [2]. Однако несколько лет спустя, в ходе большевистской кампании по раскулачиванию (кулаками называли зажиточных крестьян), он скажет, что его отец был простым батраком [3]. В любом случае, Петерс в детстве сам «работал в поле».

Он был чувствительным мальчиком и молил Бога о спасении, когда гремел гром и сверкали молнии. Кроме того, он был очень чутким к неравенству: например, его беспокоило, что у отца, «который был не так умен, как рабочие», было больше политических прав, чем у них. Незнакомец, встреченный по дороге, с которым Яков обсудил эту несправедливость, дал ему брошюры, где были радикальные предложения по изменению этого порядка вещей. Мальчик прочитал их и передал сначала товарищам по гимназии, а затем напечатал в школьной газете — возможно, он был ее редактором. Директор школы доложил об этом его отцу, и тот побил Якова. «Начиная с этого момента, я стал революционером» [4], — впоследствии напишет Петерс.

«Революционер», взгляд которого преисполнен доброты? Не исключено. «Глаза — это окно в душу» — так, кажется, писал Уильям Шекспир. Максим Горький, один из величайших писателей России, в 1918 году увидел «кристалл мученичества» в глазах Феликса Дзержинского [5]. Почему бы глазам Якова Петерса не быть человечными — во всяком случае, в 1918 году, пока их не изменили ужасные трагедии последующих лет?

Примерно в 15 лет он уехал из деревни в город Либау (ныне Лиепая) на Балтийском море, работал в доках и на маслобойне. Здесь он познакомился с опытными революционерами, вступил в Социал-демократическую партию Латвии и скоро стал партийным организатором. Талантливый и трудолюбивый, Петерс пошел по партийной линии и вскоре тем самым привлек к себе внимание властей. Дальнейшая его судьба ничем не отличается от истории Феликса Дзержинского. В 1907 году полиция арестовала Петерса за попытку убийства владельца фабрики во время забастовки. Целый год он томился в тюрьме и спланировал побег при помощи послания, написанного на черством хлебе, который он передал девушке через поцелуй. Битти утверждает, что девушка прочитала послание и помогла ему совершить побег, однако никаких достоверных свидетельств этому нет. Более того, военный суд в Риге в 1908 году оправдал его, чего не могло произойти, если бы он действительно бежал. Вскоре после этих событий Петерс переехал в Лондон.

Мы знаем, что в рижской тюрьме полиция жестоко с ним обращалась: на допросах ему вырвали все ногти. Такое обращение и то, как поступали с другими на его глазах, потрясло Петерса. Возможно, его сломали: в Особом отделе Департамента полиции есть список большевиков, которых его агенты сумели перевербовать. В этом списке есть и имя Петерса [6~. Но можно ли этому доверять? Вся известная информация об этом человеке свидетельствует, что он всегда был большевиком, который истово верил в большевизм. Возможно, он согласился сотрудничать для прикрытия. Возможно, он докладывал об этом товарищам по революционному делу. Возможно, Особый отдел не сломал его, но внес в список, чтобы разрушить его репутацию. В любом случае, этот аспект его жизни остается не до конца проясненным.