Возможно, Дзержинский прервал допрос, чтобы быстро поужинать, и затем вернулся к работе, но вторая беседа с Каннегиссером оказалась не более плодотворной, чем первая. И тут грянул гром: из Москвы пришло известие о покушении на Ленина. Жизнь вождя висела на волоске. Феликс Дзержинский поспешил на ближайший поезд обратно. Должно быть, он всю ночь просидел без сна (он редко спал) с прямой спиной (он никогда не сутулился). Он смотрел в окно, но холодные серо-голубые глаза едва ли видели пейзаж: его быстрый холодный мозг анализировал плюсы и минусы, контекст и историю. Восстания Савинкова в Ярославле, Муроме и Рыбинске; убийство Мирбаха левыми эсерами; развивающаяся Гражданская война с белыми, которым предлагал поддержку грозный Чехословацкий легион — все это финансировалось, по крайней мере частично, союзными дипломатами, чьи хозяева теперь создали три стратегических военных форпоста на русской земле. Как он мог не сообразить, что два недавних выстрела — это часть более крупного плана? Как он мог не поверить, что это происки тех же дипломатов союзных стран? События того дня заставили его пересмотреть свои взгляды. Он контролировал Локкарта и его сообщников, но вскоре возьмет под жесткий контроль и лавочку капитана Кроми.
Дзержинский едет в поезде — он твердо решил, что настало время действовать. Он соберет сведения и составит письмо Маршана о том, что агенты союзников саботируют революцию [11]. Агенты ЧК возьмут Локкарта и капитана Кроми. Они проверят всех британских и французских граждан в Москве и Петрограде, которые могут быть связаны с заговорщиками, включая консулов, вице-консулов и членов военных миссий. Настало время встретить белый террор систематическим и всеохватным красным террором. Когда его поезд прибыл в Москву, Дзержинский опрометью помчался на Лубянку.
В тот вечер Фанни Каплан сидела в подвале под наводящим ужас штабом ЧК. Она была встревожена, растеряна, но в то же время все еще пребывала в состоянии нервной экзальтации. Кто-то назвал ее «юродивой». Она что, правда спустила курок? Если да, то была ли она одна? Может быть, женщина — всего лишь приманка, а настоящий убийца бежал? Трое крепких мужчин, высокопоставленных офицеров ЧК, одним из которых был Яков Петерс, встретились с ней лицом к лицу, но получили так же мало, как Дзержинский от Каннегиссера.
«К какой партии вы принадлежите?»
«Меня задержали у входа на митинг, ни к какой партии не принадлежу».
«Кто послал вас совершить преступление?»
«Я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению».
«Почему вы стреляли в товарища Ленина?»
«Решение стрелять в Ленина у меня созрело давно»; «Стреляла в Ленина я потому, что считала его предателем революции и дальнейшее его существование подрывало веру в социализм» [12].
Она не сказала, откуда у нее пистолет; как стреляла из него, притом что держала в руках портфель и зонтик. Никто не спросил, как она, уже частично ослепшая, смогла в сумерках разглядеть, куда стрелять. Прошло сто лет, но до сих пор никто не знает наверняка, была ли эта попытка убить Ленина серьезным планом эсеров, и если да, то стреляла ли Каплан сама или взяла ответственность за деяние, которого не совершала.
В ту же ночь, пока Дзержинский ехал в поезде, Яков Петерс прочитал его мысли и приказал совершить налет на французское консульство в Москве и на резиденции его сотрудников и агентов. Один отряд ЧК отправился за письмом Рене Маршана. Другой — за полковником Анри де Вертамоном, французским специалистом по подрыву зданий. ЧК держала де Вертамона под пристальным наблюдением [13], но он все равно услышал, как они поднимаются по лестнице, и сбежал через чердачное окно по крышам. Затем отряд обыскал его квартиру, разорвав стулья, диваны и одежду. Нашли шифровальный ключ и шифрованные письма, 28 822 рубля, а также «тонну карт Генерального штаба Мурманска, Одессы, Киева и областей, оккупированных чехословаками». Вдобавок обнаружили тридцать девять капсул для динамита, спрятанных в четырех банках из-под кофе [14].
В Петрограде ЧК схватила британского консула Артура Вудхауса и помощника военно-морского атташе Джорджа Ле Пейджа, когда они отправились на позднюю ночную вылазку, однако снова упустили Кроми, который, вероятно, снова скрывался у преподобного Ломбарда.
На следующее утро, в субботу, 31 августа, Кроми направился в посольство — убежище, которое, по его мнению, было защищено дипломатическим иммунитетом и поэтому неприкосновенно. Туда же потянулись и другие сотрудники посольства. Никто не знал, где консул. Зато все знали о смерти Моисея Урицкого.