Заговорщики Гора

Он снова подал мне простой сигнал поводком, и сделала ещё одну попытку подняться, закончившуюся так же, как и предыдущие. Я опять рухнула на камни.

Тогда зверь приблизился ко мне вплотную и присел рядом со мной лицом ко мне. Он скрестил мои лодыжки и свободным концом поводка связал их.

Я смотрела на это, странно очарованная происходящим.

Разумеется, в доме меня, как и других рабынь, познакомили с различными способами связываний и ограничивающих свободу приспособлений, которым мы могли быть подвергнуты. Привычка к узам различных видов является частью нашего обучения. В дополнение к этому рабынь инструктируют относительно типичных реакций на различные связывания, например, как использовать их, чтобы они стали преимуществом, как привлекательно носить их, как выглядеть обольстительно, двигаясь в них, как использовать их, чтобы увеличить свою желанность, как сочетать их с движениями и выражением лица, чтобы возбуждать и стимулировать господина, и так далее. Безусловно, верёвки, шнуры, браслеты, цепи и прочие аксессуары, не только привлекательно выглядят на рабыне, но ещё и, поскольку она понимает своё подчинённое положение, свою уязвимость и беспомощность, играют свою роль в усилении её сексуальности, восприимчивости, готовности и страсти. Зачастую рабыня сама просит о том, чтобы её связали. Безусловно, само по себе состояние неволи, помимо вопросов лишения свободы, с его сигналами, ритуалами, предметами одежды, поведением, аксессуарами, ожиданиями и так далее, является интенсивно и глубоко сексуальным. Это — образ жизни, богато наполненный сексуальностью, и, учитывая радикальный половой диморфизм человеческого вида, обусловленный тысячелетиями естественного отбора, это очень естественный образ жизни, находящийся в согласия с биологическими истинами человеческой природы.

Наблюдая, как зверь связывает мои лодыжки, я отметила, что он использовал воинские узлы, того вид, которые быстро и легко обездвиживают женщину. Поскольку женщин на Горе обычно рассматривают как трофей, представляющий не меньший интерес, чем, скажем, кубки и гобелены, воинов изначально обучают таким узлам. Посредствам их женщина может быть сделана совершенно беспомощной в течение ина. Я немного пошевелила лодыжками, и заключила, что связаны они были на славу.

Где, спрашивался я себя, такое животное могло научиться таким узлам? Конечно, он не мог быть членом Алой Касты. Быть может, он когда-то был знаком с воином, где-нибудь в том или ином мире.

Я пока слишком мало знала о Горе, но мне не казалось вероятным, что животное этого вида имело отношение к местной фауне.

— Я знаю, что Вы понимаете гореанский, — прошептала я.

Он посмотрел на меня, и уголок его губы немного приподнялся, демонстрируя кончик клыка.

— Там, в комнате, — поспешила объяснить я, — ваше устройство, переводчик, преобразовало ваш язык в гореанский, но оно не переводило человеческую речь на ваш язык. Следовательно, Вы знаете гореанский.

Я знала, что некоторые люди могут понимать язык, котором они не владеют, или не хотят на нём говорить. К тому же, как может животное, тем более, такое как это, ясно сформулировать фонемы человеческого языка? По-видимому, не больше, чем мы смогли бы издать звуки его собственной речи. Как можно было бы говорить на языке джардов, вартов или тарларионов, даже если бы у них был язык?

Зверь поднял лапу к маленькому устройству, свисавшему на цепи с его шеи, и нажал на место в его центре.

Я сообразила, что переводчик был дезактивирован.

Затем, выпрямившись во весь рост, он издал то, что для меня казалось обычным рычанием. Это был гортанный рокот, продолжавшийся несколько инов, возможно, десять или пятнадцать, прогрохотавший надо мною. Меня пробрала дрожь.

— Пожалуйста, Господин, — взмолилась я. — Включите устройство, используйте ваш переводчик. Вы же не можете ожидать, что я пойму вас.

Я отчаянно старалась не понять, поскольку была уверена, что понять это просто невозможно, или что я не должна этого понимать, а возможно, и не хотела, и более того отказывалась понимать, но к своему величайшему удивлению осознала, что поняла.

Я изумлённо уставилась на него.

Он сказал, что он — Грендель, высокий кюр из мира Агамемнона, Одиннадцатого Лица Неназванного, что он по собственному желанию покинул свой мир, чтобы сопровождать и защищать женщину, Леди Бину, также бывшую уроженкой того мира.

— Ты меня поняла, — заключил он.

— Да, Господин, — вынуждена была признать я.

Безусловно, я поняла очень немногое из того, что было сказано.

— Большинство представителей моего вида, если у меня вообще есть вид, — сказал он, — не может ясно произносить гореанские слова, по крайней мере, делать это разборчиво. У меня другое строение гортани, и мой язык немного отличается от их. На то есть причины, которые тебя не касаются. Я могу изъясняться на гореанском, если Ты со своей стороны сделаешь определённые усилия. Это тяжело сначала, но потом станет легче.

— Агамемнон, — растерянно сказала я, — это ведь античный король на Земле.