Заговорщики Гора

— Это, разумеется, не является его настоящим именем, — прорычал тот, кто представился Гренделем, — просто Ты не сможешь произнести его настоящее имя. Агамемнон кажется подходящим аналогом его настоящего имени. Его по некоторым причинам предложили сами люди. Похоже, они нуждаются в именах. Точно так же, у них не получится воспроизвести моё настоящее имя. Поэтому меня называют Грендель. Это имя, кстати, тоже было предложено людьми. Я предполагаю, что так называли некого монстра, или причудливую аномалию, одинокое существо, обитавшее на болотах, уродливое, пугающее, внушающее ужас, всеми ненавидимое, возможно, результат чьего-то неудачного эксперимента. Так что, мне это вполне подходит.

— Я — рабыня, — напомнила я.

В следующее мгновение мне вдруг пришло в голову, что я могла бы объявить себя свободной женщиной и на этом основании потребовать для себя свободы. Быть может, у меня получилось бы смутить или ввести его в заблуждение? Разбирается ли он вообще в таких вещах? Разумеется, я бы ни за что не осмелилась даже думать о том, чтобы провернуть подобный фокус с настоящими гореанами, хотя бы по причине своего страха перед ужасающими последствиями, ожидавшими меня если, и даже не если, а когда обман раскроется. Кому захотелось бы жить всю последующую жизнь в кандалах и с шеей, запертой в высоком тяжёлом ошейнике с шипами? А как бы она жаждала обычного ошейника и простой туники.

— Верно, — согласился он.

Ну конечно, я была рабыней, и должна была восприниматься таковой даже этим животным. На мне не было ошейника. Тот, что я носила в игорном доме, сняли сразу по прибытии на Тарсковый Рынок, но рабская отметина, маленькая, красивая, хорошо заметная и безошибочная никуда с моего бедра не исчезла. К тому же, я была куплена. А ещё связана и взята на поводок как рабыня.

Разве у кого-то могли возникнуть сомнения относительно того кем теперь была бывшая Аллисон Эштон-Бейкер? Она была рабыней.

— Продайте меня, — прошептала я. — Продайте меня!

И снова его губы немного приподнялись, обнажив клыки.

— Пожалуйста, не ешьте меня, Господин, — взмолилась я.

— Я не ем людей, — заверил меня он, и я с облегчением выдохнула, но тут же задрожала снова.

Насколько правдивы были его слова?

Его морда, размер и форма головы, клыки, глаза, обращённые вперёд, всё указывало на плотоядное животное.

Он склонился надо мной и, аккуратно, словно ребёнка, обхватив меня руками, поднял. Какой маленькой я почувствовала себя на его руках.

— Пожалуйста, продайте мне, — снова попросила я.

— Ты мне не принадлежишь, — напомнил он.

Я попыталась вывернуться, но, опутанная верёвками, была совершенно беспомощной.

— Лежи спокойно, — приказал зверь.

Изначально я была уверена, что я принадлежала женщине, назвавшейся Леди Биной. Теперь у меня возник вопрос, не могла ли она купить меня для другого. Что если она купила меня для этого зверя? А вдруг я была куплена для него в качестве пищи, дешёвой еды?

— Не шевелись, — снова предупредил меня он, и я замерла, вытянувшись на ложе его могучих рук, чувствуя себя необыкновенно несчастной.

Зверь начал стремительно, но осторожно, двигаться вдоль тёмной улицы.

Лишь однажды нам повстречался человек, появившийся и тени дверного проёма, но услышав неожиданный, предупреждающий, пугающий рык, быстро заскочил обратно.

Думаю, что я была напугана ничуть не меньше того парня, исчезнувшего в дверном проёме так же быстро и тихо, как тень, исчезающая среди других теней. В конце концов, ведь это именно я была товаром, лежавшим на руках ужасного животного.

Наше стремительное движение продолжалось уже несколько енов, когда до меня внезапно дошло, что он нёс меня, как носят свободную женщину. Рабыню обычно несут, перекинув через левое плечо, головой назад, придерживая левой рукой. Таким образом, рабыня не может видеть, ни куда её несут, ни что или кто находится перед её носителем. Это также помогает ей лучше понять себя товаром, которыё несут, как могли бы нести мешок сулов, рулон ткани, ящик ларм, связку турпахов. Кроме того, при таком способе переноски правая рука её носителя остаётся свободной.

А ещё я сообразила, что заговорила, причём не один раз, без разрешения. И меня не то, что не наказали за это, но даже не предупредили о предосудительности такой неприличной неосмотрительности, такой преступной самоуверенности. И это притом, что меня несли как свободную женщину.