Заговорщики Гора

У меня были основания быть уверенной, что Леди Бина не была уроженкой Ара, на что указывал, прежде всего, её акцент, а судя по её поведению, возможно, она не была и гореанкой. Я подозревала, что меня, при моей неосведомлённости, вполне можно было бы уверить в её гореанских корнях и культуре. Что же до зверя, то и тут я подозревала, что он не имел никакого отношения к Гору. Он даже не понимал, как нужно носить рабынь. Таким же образом, он мог не понимать многих нюансов обращения с рабынями. Данный факт я могла бы использовать к своему преимуществу. Однако при этом он связал меня как рабыню, и хорошо связал. Кроме того, разве он сам не упоминал о другом мире? Это наводило на мысль о том, что не только он, но и сама поразительно красивая Леди Бина могла бы происходить из такого мира, хотя она, я была в этом уверена, принадлежала к человеческому роду. Я не понимала природы этого животного. Это была форма жизни, пугающая форма жизни, которая до настоящего времени мне была совершенно не знакома.

Я лежала на руках зверя, нёсшего меня по тёмным улицам, настолько спокойно, насколько это было возможно в данной ситуации.

После пожара в игорном доме и моей доставки вместе с остальными моими сёстрами по цепи на Тарсковый Рынок, все мои надежды на приобретение подходящего владельца оказались разбиты вдребезги. Ну какому подходящему рабовладельцу пришло бы в голову приходить за рабыней на такой рынок? Кого можно было бы надеяться найти там? Разве что только кувшинных девок, девок чайника-и-циновки, так сказать тарскоматок. Разумеется, себя я тарскоматкой не считала. В игорном доме, как рабыня, я пользовалась заслуженной популярностью. Его посетители не нашли прежнюю Аллисон Эштон-Бейкер, босую и небрежно носящую ошейник и короткую, обольстительную тунику рабыню, вызывающей недовольство. А как она наслаждалась взглядами мужчин, направленными на неё! Она отлично понимала, что такие оценки являются лучшим доказательством её ценности! Свободная женщина, несомненно, бесценна, но у рабыни есть фактическая цена, та, которую мужчины готовы за неё заплатить. Мои соображения относительно желательного для меня владельца время от времени претерпевали изменения. Порой мне казалось, что предпочла бы слабого господина, которым я смогла бы управлять, вертеть и манипулировать, примерно также, как это происходит а типичной семье на моей родной планете, где супруга, благодаря культурным особенностям, привычна управлять, вертеть и манипулировать своим супругом, скорее к несчастью, страданию и расстройству обоих. Разве это не здорово, принадлежать слабому мужчине, рядом с которым можно было бы делать всё, чего тебе захочется? Безусловно, при этом нужно не забывать об осторожности. Всё же на мне был бы его ошейник, а на крюке висела бы плеть. Но чаще я думала, что скорее мне следовало быть настоящей рабыней, поскольку я хотела настоящего мужчину, того, кто будет жаждать меня изо всех своих сил, кого не удовлетворит ничто меньшее, кроме как владеть мною полностью, того, кто будет истинным рабовладельцем для рабыни, живущей во мне, того, перед кем я сама буду жаждать стоять на коленях, голой, в одном лишь его ошейнике, или, возможно, ещё в его цепях, того, к чьим ногам я рада буду склонить голову, того, кому я принадлежала бы, прямо и недвусмысленно. Я хотела быть его, его собственностью, принадлежащим ему товаром, его беспомощным имуществом, в полном соответствии с законом, как тем, что написан людьми, так и тем, что продиктован самой природой, во всём изобилии культуры и традиций. Я полагала, что должна быть рабыней в сердце, радикально женщиной, переполненной женскими потребностями. Рядом с таким мужчиной мне не осталось бы никакого иного выбора, кроме как подчиняться, полностью и безоговорочно, более того, такому мужчине я сама стремилась бы подчиняться, полностью и без остатка. Вот в ошейнике такого мужчины я хотела бы оказаться. Именно ошейник такого мужчины, я жаждала носить. Такого мужчины, чьё прикосновение сделает меня слабой, беспомощной, отдающейся, покорной рабыней. Такого мужчины, чьё прикосновение бросит меня в огонь страсти. Такого мужчины, о чьём прикосновении я сама буду умолять. Но, увы, как рабыня может быть удовлетворена, если живёт в мире, наполненном плачем множества женщин, не имеющих вообще никаких владельцев?

Я была уверена, что смогла бы эксплуатировать невежество и слабость тех, кто незнаком с природой Гора. Неужели у меня не получилось бы выиграть для себя лёгкой жизни, имея в своём арсенале такое оружие как улыбки, слёзы, слова, хмурые взгляды?

Но у меня уже не было такой уверенности в своих силах, когда дело касалось кажущейся парадоксальной природы той, что сначала долго торговалась, а затем купила меня, а также загадочной природы того, кто был её агентом, и забрал меня от её имени.

Меня несли со всей мягкостью и обходительностью, с какими относились к свободным женщинам.