Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Существуютъ заговоры, въ эпической части которыхъ такъ или иначе выступаетъ тотъ самый человкъ, къ кому заговоръ относится. Примромъ можетъ служить приведенный выше заговоръ, разсказывающій о трехъ сестрахъ, зашивающихъ рану больного.

Иногда болзнь олицетворяется въ живомъ существ. Въ такихъ случаяхъ заговоръ часто ограничивается лишь разсказомъ, какъ какой-нибудь святой, чаще всего самъ Христосъ, встрчается со зломъ, запрещаетъ ему касаться человка и ссылаетъ его куда-нибудь въ пустынное мсто. Или вообще разсказывается о какомъ-нибудь уничтоженіи злого существа. Сюда относятся заговоры отъ трясавицъ, извстныя сисиніевы молитвы. Польскій заговоръ отъ zastrzalu:

,Poszedl zastrzal ze swoja zastrzalowa

Ze swojem siedmiorgiem dzieci.
Napotkal go tam Pan Jesus z nieba:
— Gdzie ty idziesz, zastrzale?
— Ide na jego (zony) imieniny,
Bede strzelal w jego zyly.
— Nie chod'z-ze tam, zastrzale,
Bo ja ci tam nie kaze.
Jdz-ze ty w olszyne, w grabine,
W so'snine wszelaka drzewine.
Bedzie ci sam Pan Jesus moca,
Naj'swietsza Panna dopomoca 1

).

Нмецкій заговоръ отъ рожи построенъ по тому же образцу²). Въ еврейскомъ заговор отъ глазной боли такая же встрча происходитъ съ чародемъ старичкомъ³).

66

Во многихъ эпическихъ заговорахъ происходитъ діалогъ между дйствующими лицами. Онъ неизбжно встрчается въ формул рецепта и въ мотив встрчи со зломъ также не рдокъ. Въ эпическую часть такимъ образомъ вплетается драматическій элементъ. Но существуютъ и боле рзкія формы его проявленія. Иногда весь заговоръ состоитъ изъ діалога, a эпическій элементъ совершенно отсутствуетъ. Діалогическую форму имютъ, напримръ, заговоры отъ зубной боли, очень распространенные, и не только у русскихъ.

„Молодикъ, молодикъ, д ты бывъ? — У Вадама! — Ти были люди у Вадама? — Были! — Що яны ядять? — Камянь! — Ти болять у ихъ зубы? — Не болять! — Нехай у раба божаго Гришки не болять!“¹).

Въ этомъ же род французская la pri`ere du loup. Если вечеромъ не досчитываются какой-нибудь скотины, говорятъ:

— !Nous avons une foyotte (brebis) qui s’est 'egar'ee au bois — Et vous n’ avez pas fait dire la pri`ere du loup? — Oh! pardonnez-moi! — Oh bi (bien!) c’est bon; vous pouvez ^etre tranquille²)!

Вс эти формулы произносятся однимъ лицомъ. Но вполн вероятно, что нкогда ихъ исполняли двое. Въ приведенныхъ случаяхъ, напр., за мсяцъ и за волка (или еще к. н.) отвчала, можетъ быть, подставная личность, какъ это наблюдается въ малорусскомъ заговор на плодовое дерево. Тамъ подставное лицо отвчаетъ за дерево³). Подобное предположеніе тмъ боле вроятно, что существуетъ масса такихъ діалогическихъ заговоровъ, исполняющихся двумя лицами. Таковы заговоры отъ „утина“, ячменя; таковъ діалогъ при „перепеканіи“ ребенка и т. п.

Въ Костромской губ., чтобы скотъ не пропадалъ, „въ Великій четвергъ одинъ изъ домочадцевъ забирается на печь, другой на чердакъ въ трубу, и переговариваются

67

они между собою. Съ печи кричатъ въ трубу: Дома ли теленки? — Съ чердака отвчаютъ: Дома, дома. — Дома ли лошадушки? — Дома, дома“. — И такъ перебирается вся скотина“¹). Въ нкоторыхъ мстахъ заговоръ уже забылся, и просто кричатъ въ трубу: „Дома ли коровы?“ Вмсто двухъ остается одинъ исполнитель заговора.

Воспаленіе глазного вка (сучій сучекъ) лчатъ искрами, выскаемыми огнивомъ прямо на больной глазъ. Больной при этомъ спрашиваетъ: „Что счешь?“ Ему отвчаютъ: „Огонь огнемъ заскаю рабу Б. Н.“ Больной говоритъ: „Ски горозне, чтобы въ вкъ не было!“ Это повторяется три раза²). — Въ Германіи „перевариваютъ“ ребенка въ котл. При этомъ одна женщина спрашиваетъ: „Was kocht Ihr?“ другая отвчаетъ: „D"orrfleisch, dass es soll dick werden“³).

Больного ячменемъ осыпаютъ ячменными зернами и говорятъ: Jeczmie'n na oku. Больной отвчаетъ: Lzesz, proroku⁴)!

Въ Эстоніи больного ребенка всятъ въ новолуніе. Изъ-за двери спрашиваютъ: Mis sa Kaloud (сколько онъ вситъ)? Кто вситъ, отвчаетъ: Koera lihha (сколько собака)⁵).

Подобные діалоги иногда могуть быть довольно продолжительными. И эти заговоры, какъ видно, тоже могутъ обходиться безъ пожеланія и сравненія.

Однако элементъ пожеланія въ заговорахъ развитъ очень сильно, хотя далеко не всегда въ форм сравненія. Пожеланіе при этомъ очень часто обращается въ просьбу, а заговоръ благодаря этому принимаетъ форму молитвы. Иногда просьба обращается къ животнымъ, деревьямъ, свтиламъ, стихіямъ и является какъ бы языческой молитвой. Въ другихъ случаяхъ обращаются къ святымъ, Богу, и тогда заговоръ съ формальной стороны уже ничмъ не отличается отъ обыкновенной христіанской молитвы.

68