In nomine patris et fily et spiritus sancti amen. Ich peswer dich
… слдуетъ часть нмецкая. Вторая часть латинская: Secundo te coniuro matricis dolor etc. Третья часть снова нмецкая: Czum dritten mal peswer ich dich u. s. w. Четвертая — опять латинская: Quarto coniuro te etc. За ней слдуетъ греческая: Ayos o theos, Ayos yskyros, Ayos atanatos eleyse ymas…1). Очевидно, авторъ хотлъ блеснуть ученостью. Но другое дло, когда въ текст попадаются мста такого рода: „облекуся воздухомъ и аеромъ“2). Въ нихъ приходится видть отголосокъ какой-то боле ранней формулы, гд безсмыслицы еще не было.Изслдованіе языка заговоровъ отчасти показало бы, въ какой степени участвовалъ народъ въ созданіи заговоровъ, и что приходится отнести на долю духовенства. Та крайность, до какой дошелъ Мансикка, приписывая
духовенству созданіе всхъ эпическихъ заговоровъ, должна бы была потерпть сильное ограниченіе. Во многихъ случаяхъ въ пользу народнаго творчества говоритъ языкъ заговоровъ, который никакъ нельзя оторвать отъ языка народныхъ псенъ, сказокъ, былинъ и т. д. Между прочимъ вс сказочные элементы находятся и въ заговорахъ. Какъ на образецъ сходства языка былиннаго и заговорнаго можно указать на заговоръ, приведенный у Сахарова подъ № 32
. Нкоторые заговоры своимъ языкомъ указываютъ на то, что они, если не родились, то по крайней мр культивировались въ сред высшаго сословія, боярства. Таковы — у Майкова № 41, у Сахарова № 3.Примромъ чисто народнаго псеннаго языка можетъ служить заговоръ у Майкова № 8
. Къ псн часто приближаетъ заговоръ то его свойство, что онъ сплошь да рядомъ выливается въ ритмическую форму, часто снабжается римой. Такимъ образомъ получается стихъ. Во многихъ случаяхъ граница между духовнымъ стихомъ и заговоромъ совершенно неопредлима. Вотъ какую „спасительную молитву“ (оберегъ) сообщаетъ Виноградовъ.Этотъ же видъ заговора находимъ и на Запад. Таковы, напр., французскія les Or-`a-Dieu2
). Въ другихъ случаяхъ заговоръ является прямо въ вид псни. Формальныя границы здсь также не установимы. Какъ, съодной стороны, близость заговора къ молитв дала поводъ нкоторымъ ученымъ предполагать, что заговоръ явился изъ молитвы, забытой и искаженной, такъ, съ другой стороны, близость его къ народнымъ пснямъ была отчасти причиною появленія теоріи Аничкова объ особомъ вид народнаго творчества — обрядовой псн-заклинаніи. На этомъ же основаніи, какъ мы видли, Эберманъ выдляетъ особый „народный“ періодъ въ исторіи заговора, находя, что заговоры этого періода должно разсматривать, какъ втвь народной поэзіи, близко соприкасающуюся съ псней. Мн еще дале придется имть дло съ этимъ вопросомъ, поэтому здсь я только ограничусь сообщеніемъ образца такого заговора-псни. Чтобы погода разведрилась, польскія двушки по вечерамъ поютъ:
Стихотворная форма заговора особенно распространена на Запад. Тамъ почти каждый заговоръ представляетъ собою коротенькій стишокъ. Блорусскіе заговоры также въ большинств случаевъ ритмичны. Часто въ добавокъ они и римованы. Для многихъ мотивовъ существуютъ, какъ стихотворные, такъ и не стихотворные образцы. Вопросъ о томъ, какая форма заговора первоначальна, стихотворная или простая, ршался изслдователями различно. А. Н. Веселовскій, напр., предполагалъ, что первоначальная форма могла быть стихотворная, иногда перемшанная прозой. Миологи также были склонны считать псенную форму первоначальной, такъ какъ, по ихъ теоріи, заговоры развились изъ языческихъ молитвъ-пснопній. Крушевскій, а за нимъ и Зелинскій видли въ рим и стих начало позднйшее и притомъ разлагающее.
Сходный же взглядъ высказывалъ Шёнбахъ. Мн кажется, что вопросъ этотъ можетъ быть ршенъ только посл установленія того, какъ заговоръ нарождался и развивался. Поэтому я здсь только ставлю вопросъ, a отвтъ на него попытаюсь дать посл изслдованія происхожденія заговорныхъ формулъ.
Еще одинъ поэтическій пріемъ, нердко наблюдающійся въ заговорахъ, роднитъ ихъ съ народнымъ эпосомъ. Это — эпическія повторенія.