Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

удалось опредлить исходный пунктъ, постараюсь выяснить въ дальнйшемъ. Сейчасъ только отмчу, что, опредляя заговоръ, какъ сравненіе „даннаго или нарочно произведеннаго явленія“ съ желаннымъ, авторъ смшиваетъ два вида заговора, стоящихъ на различныхъ ступеняхъ эволюціи. Между тмъ различіе ихъ важно именно для установленія исходнаго пункта, о чемъ и заботился Потебня. На эту ошибку обратилъ вниманіе Зелинскій. Онъ опредленіе Потебни считаетъ самымъ точнымъ изъ всхъ, какія были даны¹). Но, если Потебн нельзя сдлать упрека въ узости опредленія, такъ какъ онъ давалъ его не для всхъ заговоровъ, а только для одного, по его мннію, основного вида, то нельзя того же сказать относительно Зелинскаго. Послдній ршительно заявилъ, что „о заговор не можетъ быть иного понятія, какъ только то“, которое дано Потебней²). Понятіе же основного вида заговора онъ еще боле ограничиваетъ, вычеркивая изъ опредленія Потебни сравненіе даннаго явленія и оставляя только сравненіе нарочно произведеннаго явленія³). Таковы господствующія опредленія заговора. Но есть еще одно, стоящее совершенно одиноко, не нашедшее себ, кажется, ни одного послдователя. А. Н. Веселовскій говорилъ, что „заговоръ есть только сокращеніе, приложеніе миа“⁴). Зелинскій, возражая на это, съ одной стороны, указывалъ, что такое опредленіе можно съ гораздо большимъ основаніемъ дать и чарамъ, а не только заговорамъ, а, съ другой — указывалъ на заговоры съ апокрифическимъ содержаніемъ и говорилъ, что о такихъ заговорахъ съ неменьшимъ правомъ можно сказать, что „заговоръ есть сокращеніе, приложеніе апокрифа“⁵). Послднее возраженіе явилось плодомъ явнаго недоразумнія. Зелинскій, очевидно, высказывая его, придерживался убжденія, что миъ можетъ быть только языческаго содержанія, говорить о языческихъ богахъ и

99

т. п. вещахъ. А если миическій способъ мышленія работаетъ на почв христіанскихъ представленій, то въ результат, уже получится не миъ, а апокрифъ, какъ нчто въ корн отличное отъ миа. Что же касается замчанія о растяжимости опредленія и на чары, даже не сопровождающіяся и словомъ, то съ нимъ нельзя не согласиться. Однако при этомъ надо замтить, что характеристику миа, какъ представленія о процесс, совершающемся на неб неземными силами, надо отбросить. Миъ иметъ дло не только съ небомъ и богами. Да и связывать заговоръ исключительно съ небеснымъ и божественнымъ миомъ, какъ уже давно доказано, нтъ никакого основанія. Кром отмченнаго смшенія въ опредленіи Веселовскаго чаръ дйствіемъ и чаръ словомъ, надо еще замтить, что объемъ его формулы простирается и дале. Подъ нее подходятъ въ области слова и такія явленія, какія не имютъ ровно никакого отношенія къ заговору. Въ нее могутъ войти въ большомъ количеств басни, пословицы, поговорки и даже простыя клички. Когда о тамбовцахъ говорятъ — „гагульники“, то что это такое, какъ не сокращеніе, приложеніе миа? Опредленіе Веселовскаго, оказывается, обладающимъ такимъ универсальнымъ, объемомъ, что ровно ничего не опредляетъ. Такимъ образомъ, приходится считаться только съ двумя опредленіями понятія заговора: опредленіями Крушевскаго и Потебни.

Мн кажется, что вопросъ о томъ, какой видъ заговора является основнымъ, можно ршать только посл изслдованія происхожденія заговора. Поэтому здсь я и не буду касаться этого вопроса. Пока намъ нужно понятіе общее, которое охватывало бы вс явленія интересующаго насъ порядка, которое очертило бы границы той области, въ которой придется вести изысканіе, и дало бы опредленный терминъ для ея обозначенія. Такое опредленіе, конечно, не будетъ указывать „на исходный пунктъ развитія заговора“, какъ этого хотлъ Потебня. Требованіе указанія на исходный пунктъ можетъ быть приложено именно къ основному виду. Общее же для всхъ видовъ понятіе приходится строить на выдленіи тхъ признаковъ, какіе оказываются характерными для всхъ нихъ. Какіе же признаки характерны и необходимы для всхъ заговоровъ?

100