добрый часъ поможетъ, въ худой не помогаетъ), либо сопровождающій его обрядъ
не точно выполненъ, либо нравственное состояніе лица, читающаго заговоръ, не отвчало требованію, либо самая формула была искажена и т. д. Словомъ, причина неудачи всегда усматривается не въ формул самой по себ, а въ несоблюденіи тхъ условій, какія требуются для ея дйствительности. Исключеніе въ смысл возможности противодйствія заговору допускается только въ одномъ случа: противъ одного вдуна можетъ стать другой вдунъ боле сильный; противъ одного заговора можно выставить другой боле могучій. Но такое исключеніе какъ разъ только подтверждает общее правило. Вотъ эта-то репутація обладанія неотразимой магической силой, сопровождающая заговорныя формулы, и есть единственная общая для всхъ ихъ характерная черта. На основаніи ея и надо строитъ общее понятіе. Въ зависимости отъ характера признака и самое опредленіе будетъ носить характеръ чисто формальный. Оно, конечно, не укажетъ ни особенности самыхъ заговорныхъ формулъ, ни исходнаго пункта ихъ развитія, но зато проведетъ опредленную границу между явленіями, относящимися къ заговору и не принадлежащими къ нему. Формулировать опредленіе можно приблизительно такъ: Заговоръ есть словесная формула, обладающая репутаціей достаточнаго и неотразимаго средства для достиженія опредленнаго результата, при условіи соблюденія всхъ требующихся при этомъ предписаній, средства, противиться которому не можетъ ни законъ природы, ни индивидуальная воля, если она не пользуется съ этою цлью также какими бы то ни было чарами. Въ этомъ широкомъ смысл я и буду употреблять слово „заговоръ“. Опредленіе же, указывающее на генезисъ заговора, попытаюсь дать посл, когда выяснится процессъ развитія заговоровъ. Для магическихъ же обрядовъ оставляю терминъ „чары“, какъ это уже установилось въ литератур. При этомъ однако буду употреблять его и въ боле широкомъ смысл въ качеств понятія, охватывающаго всю область всевозможныхъ магическихъ пріемовъ, будутъ ли то чары дйствіемъ, будутъ ли чары словомъ. Подъ „обрядомъ“ я разумю не только сложное какое-нибудь дйствіе, но и самое простое, хотя бы оно103
состояло даже изъ одного тлодвиженія (напр., показываніе фиги — обрядъ).
Перехожу къ вопросу о классификаціи заговоровъ. При томъ огромномъ количеств ихъ, какое накопилось въ различныхъ сборникахъ и журналахъ, при постоянныхъ перепечаткахъ, какія допускаются составителями сборниковъ, отсутствіе научной классификаціи страшно затрудняетъ работу. И тмъ не мене вопросъ этотъ находится въ состояніи еще боле плачевномъ, чмъ вопросъ о выработк понятія заговора. Насколько плохо дло, показываютъ примры двухъ послднихъ русскихъ изслдователей. Зелинскій совершенно отказался отъ возможности провести научную классификацію1
), а Ветуховъ, котораго необходимость заставляла выбрать ту или иную классификацію, послдовалъ установившейся традиціи въ распредленіи заговоровъ, тутъ же заявляя о ея неудовлетворительности2). Посмотримъ, какова же была традиція. Вглядываясь въ то, какія классификаціи допускали собиратели и изслдователи заговоровъ, мы замчаемъ, что вс они въ основаніе дленія клали различіе цлей, преслдуемыхъ заговорами. Отступленія отъ этого принципа въ большинств случаевъ только кажущіяся. Помяловскій обратилъ вниманіе на то, что иметъ въ виду заклинательная формула: накликать зло или отвратить. И на основаніи этого вс ихъ раздлилъ на дв группы: т, что накликаютъ зло, назвалъ „наговорами“, a т, что отвращаютъ зло — „заговорами“. Однако тутъ же выдлилъ изъ нихъ и еще одну группу — „привороты“. Не говоря уже о томъ, что такое выдленіе „приворотовъ“ не послдовательно, установленіе границы между двумя главными-то группами на практик сплошь да рядомъ не возможно. Если гибель призывается на человка, то это — „наговоръ“. А если на злого духа, мучающаго человка во время эпилепсіи, то что это будетъ, „наговоръ“ или „заговоръ“, спасающій человка отъ болзни? Да если бы дленіе и возможно было произвести, то отъ раздленія всхъ заговоровъ на дв группы было бы104