Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

ихъ, считали Бога за существо не всемогущее, которое можно ограничить въ чемъ-нибудь и принудить. Нтъ, здсь только простое сосуществованіе двухъ противорчащихъ другъ-другу идей. Это одинъ изъ примровъ тхъ противорчій, какими кишитъ вся человческая природа. Боле позднія и высокія религіозныя представленія мирно уживаются съ остатками боле ранняго состоянія. На этой-то почв „миологическаго двоеврія“ и возникаетъ та форма заговора, какую я назвалъ молитвообразной. Это одна изъ позднйшихъ ступеней заговора. Она также предполагаетъ уже существующей вру въ магическую силу слова. Но здсь можно найти соприкосновеніе и съ другимъ элементомъ, сопровождающимъ слово и также имющимъ магическую силу. Большое сходство заговоровъ-молитвъ съ молитвами древнихъ даетъ право искать въ послднихъ отвта на интересующій насъ вопросъ. Запомнимъ пока свидтельство Фюстель де Куланжа о томъ, что особенно надо заботиться о соблюденіи ритма, какимъ должны пться священныя формулы. Здсь мы наблюдаемъ, значитъ, уже присутствіе новыхъ элементовъ, носителей магической силы, которые въ данномъ случа неразрывно связаны со словомъ. Съ этими элементами намъ въ послдствіи придется имть дло, а пока я ихъ оставлю и обращу вниманіе на другое обстоятельство. Въ молитв древнихъ одной священной формулы было недостаточно: она сопровождалась еще обрядами, строго опредленными до мельчайшихъ подробностей и неизмнными. Если, напримръ, при жертвенной молитв упускался хоть одинъ изъ безчисленныхъ обрядовъ, то и жертва теряла всякое значеніе¹).

Итакъ, древнія священныя формулы, обладая тою же магической силой, какую имютъ современные заговоры-молитвы, однако нуждались для дйствительности своей силы кое въ чемъ постороннемъ слову. Въ нераздльномъ могуществ слова появляется брешь. Ему приходится длиться своею властью. Прежде всего займемся разсмотрніемъ того, какую роль играло при слов дйствіе. Начать

120

надо съ него, во-первыхъ, потому, что оно самый серіозный соперникъ слова, а во-вторыхъ, потому, что современное состояніе заговора представляетъ боле данныхъ для выясненія роли именно этого элемента въ чарованіи на ряду со словомъ, чмъ другихъ. Интересно было бы прослдить, какъ устанавливалась,взаимная связь между молитвою и обрядомъ наблюдаемая въ такой яркой форм у древнихъ. Наврно бы при этомъ оказались интересныя параллели съ отношеніемъ тхъ же элементовъ въ заговор. Укажу только на упоминавшуюся уже работу Фрэзера. Въ ней авторъ пытается установить происхожденіе нкоторыхъ древнихъ религіозныхъ культовъ изъ агрикультурныхъ обрядовъ, а эти послдніе въ свою очередь объясняетъ, какъ чары для обезпеченія дождя и урожая. Онъ говоритъ, что вс эти весеннія и купальскія празднества — „магическія чары, имющія цлью произвести результатъ, который он драматически изображаютъ“¹). Свою теорію авторъ подтверждаетъ массою фактовъ. Подчеркиваю отмченную имъ черту драматическаго изображенія. Съ нею мы еще встртимся въ заговорахъ. Насколько велика роль дйствія при заговорахъ, видно уже при самомъ бгломъ обзор заговорной литературы. Слдуетъ различать дв формы соединенія слова и дйствія. Одна, такъ сказать, неорганическая. Въ этомъ случа ни изъ текста заговора не видно, почему онъ сопровождается опредленнымъ дйствіемъ, ни изъ дйствія не видно, почему при немъ эти именно слова, а не другія. Вторая форма связи — органическая. Здсь дйствіе и слово представляютъ какъ бы два параллельныхъ ряда, два способа выраженія одной и той же мысли. Послдняя форма и дала поводъ къ опредленію заговора, данному Потебней. Придерживаясь плана перехода отъ видовъ заговора, гд слово боле свободно отъ примси другихъ элементовъ, къ видамъ, въ какихъ самостоятельность его постепенно исчезаетъ, слдовало бы теперь разсмотрть заговоры съ эпическимъ элементомъ. Хотя громадное большинство ихъ утратило параллельное дйствіе, но все-таки

121