Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Параллелизмъ, проникающій отъ начала до конца весь заговоръ, даетъ ключъ къ психологическому пониманію зарожденія подобнаго заговора. Свже сохранившійся лиризмъ сближаетъ его скоре съ псней, чмъ съ большинствомъ сухихъ заговорныхъ формулъ. Въ воображеніи такъ и рисуется образъ тихаго парня, забитаго суровой матерью. Онъ не протестуетъ, не ропщетъ, а удаляется къ студеному ключу, въ поля желтыя. Надъ нимъ небо чисте, солнце ясное. Окружающая тишина и спокойствіе вызываютъ съ новой силой воспоминаніе о только что пережитой бурной сцен съ матерью, еще боле обостряютъ пережитую горечь. Въ наболвшей душ является естественная жажда синтеза, примиренія двухъ противоположностей. И вотъ вырывается чистая импровизація, искреннее горячее пожеланіе, чтобы матушка была такъ тиха, смирна, какъ это небо чистое, солнце ясное. Предъ нами не то заговоръ, не то псня, не то молитва. Если бы посл этого въ жизни парня ничего не перемнилось, то импровизація, можетъ быть, забылась бы такъ же естественно, какъ и возникла, или же отлилась бы въ лирическую псню. Но если случилось, что матушка вдругъ притихла на нкоторое время? У человка, живущаго въ атмосфер заговоровъ, знающаго не одного колдуна, много слышавшаго о разныхъ заповдныхъ словахъ, естественно явится тенденція приписать происшедшую перемну вліянію своихъ словъ. И это тмъ боле возможно, что небо чистое, солнце ясное, звзды свтлыя, ключъ студеный, въ общеніе съ которыми какъ бы вступилъ парень, въ его глазахъ представляются далеко не тмъ, чмъ въ нашихъ. Онъ въ нихъ видитъ какую-то сознательную жизнь. Онъ часто къ нимъ прибгаетъ въ своихъ бдахъ. Масса коротенькихъ формулъ-просьбъ, съ которыми простой человкъ обращается къ втру, къ звздамъ, мсяцу, земл, дереву, вод, разсянныхъ по сборникамъ заговоровъ, показываютъ, какъ близко все это простому человку, показываютъ, что человкъ чувствуетъ свою зависимость отъ нихъ. Онъ боится оскорбить воду. Втру приноситъ жертву¹). Съ просьбой къ свтиламъ небеснымъ прибгаетъ человкъ, когда желаетъ пріобрсти чью-нибудь любовь. Такъ въ Германіи двушка, къ которой милый равнодушенъ, говоритъ предъ молодымъ мсяцемъ: „;Gr"uss dich Gott, lieber Abendstern; ich seh dich heut u. allzeit gern scheint der Mond "ubers Eck meinem Herzallerliebsten aufs Bett; lass ihm nicht Rast, lass ihm nicht Ruh, dass er zu mir kommen mu(muss);“ или: „ei du, mein lieber Abendstern, ich seh u. s. w. — schein hin, schein her, schein "uber neun Eck; schein "uber meins Herzliebsten sein Bett, dass er nicht rastet, nicht ruht, bis er an mich denken thut“²). Такимъ образомъ, пожеланіе, произнесенное парнемъ передъ звздами, у ручья, пріобртаетъ характеръ просьбы. Что же удивительнаго, если оно исполнилось? А разъ оно однажды оказалось дйствительнымъ, къ нему можно прибгнуть и въ другомъ подобномъ случа. Его надо запомнить, сохранить. И вотъ импровизація вступаетъ въ кругъ заговоровъ. Вращаясь среди нихъ, она не можетъ не подвергнуться ихъ вліянію. Заговорный шаблонный стиль долженъ съ теченіемъ времени отразиться и на ней. Стереотипныя, блуждающія по всмъ заговорамъ формулы приростутъ и къ ней. Въ данномъ случа мы присутствуемъ уже при наличности такой переработки: напр., огражденіе тыномъ желзнымъ — безспорно, посторонній наростъ. Происхожденіе этой формулы я попытаюсь выяснить въ другомъ мст. Она принадлежитъ къ семейству блуждающихъ формулъ, оторвавшихся отъ своего первоначальнаго цлаго и теперь встрчающихся въ самыхъ разнообразныхъ заговорахъ. Таковымъ представляется процессъ зарожденія заговора въ данномъ случа. Но онъ, очевидно, опять таки возможенъ только при условіи, если будетъ на лицо предварительная вра въ магическую силу слова. Вдь, если бы ея не было, творецъ заговора не могъ бы объяснить спокойствіе матушки вліяніемъ своихъ словъ. Для этого онъ уже раньше долженъ врить, что слово вообще способно оказывать подобное вліяніе. Для поясненія психологіи, переживаемой творцами магическихъ формулъ, приведу литературный примръ. У Жоржъ Занда въ роман La petite Fadette есть интересное мсто. Двочка, дочь знахарки и ея наслдница въ этомъ искусств, обладаетъ знаніемъ молитвы, могущей избавить отъ смерти опасно больного человка. Она сама сочинила ее, нсколько разъ примняла и искренно вритъ въ ея силу. Вотъ какъ она врачуетъ больного Сильвине.

„Когда малютка заговаривала такимъ образомъ лихорадку Сильвине, она молилась Богу, произнося т же слова, съ какими обращалась къ нему, заговаривая лихорадку брата: — Добрый Боже, сдлай такъ, чтобы мое здоровье перешло изъ моего тла въ это страдающее тло, и, какъ милый Іисусъ Христосъ отдалъ свою жизнь, чтобы искупить души людей, такъ ты возьми, если хочешь, мою жизнь и передай ее этому больному. Я охотно отдамъ ее теб, только исцли его“¹).