Зай по имени Шерлок

— Возможно, вы и правы, но где, в таком случае, яйцо? Все, кто был в тот момент в зале, находятся сейчас здесь. Охранник, как только заметил пропажу, сразу же заблокировал двери и открыл их только по прибытии полиции. Но я вовсе не уверен, что кто-то не ускользнул от него, кто-нибудь хитрый и ловкий вроде… — он не договорил, но бросил выразительный взгляд на сидящего в углу енота.

— Ну, возможно, есть и более простое объяснение пропаже. Если все так, как утверждает охранник, яйцо все еще должно находиться в этой зале.

— Мы всё и всех обыскали. Ничего, — развел лапами приунывший Листрейд. — Остается одно: преступнику удалось бежать.

— А что показывают свидетели?

— Я еще не всех успел опросить, но те, с кем я уже закончил, твердят одно и то же: не обратили внимания, ничего не видели, никто в дверь не выбегал и к яйцу не приближался.

— Поразительно! — воскликнул Шерлок Зай. — Не растворилось же оно, в самом деле, в воздухе!

— И я того же мнения, — согласился с ним инспектор, опуская глаза. Черепаха наконец добралась до его ног и теперь бесстрастно взирала снизу вверх, ожидая вопросов. — Наконец-то! Назовитесь, прошу вас, — Листрейд поднял блокнот с ручкой, приготовившись записывать.

— Тортиллье, — проскрипела старая черепаха, растягивая слова. — Быстрина Тортиллье.

— Быстрина? — нервно дернул подбородком инспектор, выводя в блокноте. — Ну-ну, так и запишем. Сообщите нам, что вы видели, госпожа Тортиллье?

— Я не видела никого…

— Ну вот, видите! — пожаловался Листрейд Шерлоку Заю. — И что за свидетель пошел: ничего-то они не видят и не слышат. Продолжайте, госпожа Тортиллье.

— Молодой человек! — возмущенно вытянула шею во всю длину черепаха. — Что за манеры у вас, перебивать даму? Я не видела никого, кто бы мог спереть это яйцо, из-за которого мы торчим здесь уже почти три часа!

— Что вы этим хотите сказать?

— Я хочу сказать, что к нему никто не приближался.

— Почему вы так уверены в этом?

— Потому что я сижу в этой зале с самого утра!

— Зачем?

— Здесь прохладно и тихо.

Листрейд не нашелся что на это ответить. Лишь еще больше насупил брови, записав ответ черепахи в блокнот.

— И как же, по-вашему, оно в таком случае исчезло?

— Затрудняюсь ответить на ваш вопрос. Я отвернулась на секундочку, потому что в дверь вошел вон тот господин — указала она морщинистой лапой на только что опрошенного низенького суслика, — а когда повернулась обратно, яйца уже не было.

— Откуда же вы знаете, что к нему никто не приближался, если вы отвернулись?

— За это время никто к нему не успел бы приблизиться. Я вас уверяю. Дверь открылась — я повернула голову — вошел суслик — дверь закрылась — я отвернулась. Все, кто был в зале стояли на тех же местах, что и прежде, то есть, далеко от яйца.

— Понятно. Во сколько это было?

— Стенные часы показывали девять тридцать шесть. Получается, кража произошла в девять тридцать пять.

— Почему? — уставился на нее Листрейд, позабыв на время о блокноте.

— Да потому, молодой человек, что в этот самый момент заголосил охранник. Значит, кража случилась немного раньше, когда я отворачивалась.

— Ну, хорошо, — сдался измученный Листрейд, пытавшийся вникнуть в суть объяснений. — У вас еще есть что сообщить следствию?

— Можно мне в туалет?

— Гм-м! — Листрейд состряпал суровую физиономию, и черепаха втянула шею.

— Понятно, значит, придется терпеть, — черепаха развернулась и, переваливаясь с боку на бок, поползла обратно на свое место.

— Видите, с кем приходится работать? — вновь пожаловался инспектор Шерлоку Заю.

— Всей душой сочувствую вам, мой друг. Но теперь, по крайней мере, вы знаете точное время преступления.

— Если, разумеется, черепаха ничего не напутала, — Листрейд повертел ручку в когтях.

— Сомневаюсь. Старухи, как правило, пусть и довольно вредные создания, но на редкость наблюдательны.

— Хотелось бы в это верить. Только проку от их наблюдательности как с коня кумыса…

— Отчего же! Тортиллье сообщила, что в момент кражи никто не приближался к яйцу, и я склонен ей верить. Вы, кстати, всех уже опросили?

— Почти, — Листрейд скользнул глазами по толпе свидетелей. — Остались двое, но боюсь, от них и вовсе не будет никакого проку.

Я проследил за взглядом инспектора и понял о чем речь: в уголке на скамеечке сидел сухопарый пожилой гусь, щуривший подслеповатые слезящиеся глаза. На коленях у себя он держал малолетнего внука.

— И все же давайте отпросим его, как того требует долг, а после попробуем воссоздать похищение, так сказать, в лицах.

— Хорошо, — нехотя согласился Листрейд, подзывая к себе старика с внуком.

Но старик никак не прореагировал на Листрейда, размахивающего лапой, пока суслик не ткнул его локтем в бок. Тогда гусь встрепенулся, завертел головой и наконец заметил подающего ему нетерпеливые знаки инспектора.

Гусь, несмотря на почтенный возраст, оказался на редкость подвижным и болтливым. Не дав раскрыть рта Листрейду, он принялся тараторить без умолку:

— Ну, наконец-то, комиссар! Я уже заждался, когда же вы нас вызовете.

— Инспектор.