Заяц над бездной

- А я попробую! – сказала Ана и разрядила оба ствола в колени цыгана.

Со страшными стонами и проклятиями на устах он упал, заливаясь кровью. Два других цыгана сделали невольно шаг назад.

В этот момент на звук стрельбы прибежал Барон со своим громадным, как гора, телохранителем, цыганом Малаем.

- Ана, уходи. Малай, унеси его, - Барон указал на лежащего на земле Лаутара. – Я сам буду говорить.

Барон остался наедине с цыганами.

Один из них все еще корчился на земле от боли.

Барон спросил цыгана:

- Вы хотели убить Лаутара у моего дома? Знаете, кто я?

- Ты – Барон, - сказал цыган, лежащий на земле, корчась от боли.

- Забыли, что у меня мирный договор с вами на сто лет? – спросил Барон.

- Сто лет жить хочешь? – спросил в ответ цыган сквозь стон.

- Хочу. А что, плохо? Или и меня убить хочешь? – улыбнулся Барон.

- Хорошо, - ответил цыган, в ответ улыбаясь в лицо Барону. – Сто лет – хорошо. Как я могу убить тебя – ты же Барон! Плохо, что больше нет у тебя мирного договора. Он нам сказал, чтоб мы пришли, взять старый долг. Нам не дали взять старый долг. Твой род не дал. Теперь тот, кто послал за старым долгом, пошлет за новым! – цыган расхохотался.

- Кто послал вас? – спросил Барон.

- Нас послал, - цыган медлил произнести имя. Наклонись ко мне поближе. Наклонись, я не должен говорить имя громко.

Барон, оглянувшись на стоящих рядом двух бандюг, наклонился к самому уху раненного цыгана.

- Ануш, - прошептал одно только слово цыган.

Но одного этого слова было достаточно, чтобы Барон изменился в лице, словно черная тень легла на его глаза.

Барон ничего не сказал цыганам больше, и ушел в дом.

…На краю поля, в тени старого дерева, был оборудован штаб.

Штаб представлял из себя стол, на котором стоял телефон с гербом СССР и несколько бутылок холодного «Боржоми».

Опустив голову на стол, за столом спал Смирнов. За его спиной, стараясь не побеспокоить его сон, стояла группа чекистов и руководителей республики, во главе с Сеней Гроссу.

Вдруг на столе зазвонил телефон.

Гроссу полез брать трубку, и двое чекистов тоже полезли, но их опередил Смирнов.

Смирнов молниеносно проснулся, сразу стало ясно, что спал он чутко и мучительно. Он выхватил трубку.

Полковник Блынду ехал по дороге, в пыльном ГАЗике, подпрыгивающем на всех изъянах дороги.

- Докладываю обстановку за ночь и утро! – бодро сообщил Блынду в трубку.

- Слушаю! – жадно выкрикнул в трубку Смирнов.

- Прочесан заповедник и прилегающие к нему заводы-совхозы.

- Ну! – торопил его Смирнов.

- Задержано трое преступников, находящихся во всесоюзном розыске, - бодро сообщил, прочитав по бумажке сводку, Блынду. – Так… Сотрудниками КГБ задержаны сотрудники милиции… Убиты два кабана. Пока все, Иван Никитич.

Смирнов гневно хлопнул трубкой об аппарат, ничего не сказав.

Спать больше он не мог.

Обернувшись, он опять увидел лицо Гроссу – виноватое и невинное одновременно, с досадой отвернулся, потом встал из-за стола и одиноко побрел прочь по полю.

Рослый полковник Блынду, с выражением хищности и, вместе с тем, полного слияния с природой, на лице – так выглядит вышедший на охоту индеец племени каманчи – шел впереди, за ним следовал Смирнов, далее печально плелся Семен Гроссу, и замыкали розыскную группу двое милиционеров, с ними еще была овчарка, молодая, и толи плохо обученная, толи по молодости лет не отдававшая себе отчета в серьезности происходящего.

Блынду быстро зыркал черными раскосыми индейскими глазами по залу национального ресторана «Крама», оформленного как внутренность огромной бочки. Бочка была туго набита праздным местным населением, а оно, в свою очередь – вином. В бочке переплелись между собой, как молодые побеги виноградника, несколько банкетов, и сотни две их участников, по какой-то нелепой банкетной традиции одетые в костюмы с галстуками и вечерние платья, впрочем, уже расстегнутые далеко за рамки протокола, уже вдрызг передружились и теперь орали друг другу какие-то главные вещи на ухо, пытаясь перекричать банду дедков-лабухов, сотрясающих бочку ресторана звуками «булгаряски» - быстрого до одури, болгарского танца.

Блынду и Смирнов, с трудом протискиваясь сквозь непроходимые танцующие страсти человеческие, сверлили взглядом каждое попадающееся им навстречу лицо – но не находили то единственное, за которым пришли, и от этого становились все суровей и сосредоточенней. Блынду предъявил нескольким на удивление легко разрезавшим толпу официантам фото – это была известная официальная фотография Брежнева, только маленького формата. Официанты только пожимали плечами – нет, не видели такого.

Гроссу только успевал здороваться – в бочке каждый спешил обнять его и приятельски облить первое лицо в республике и его костюм сухим красным вином.

Замыкающие колонну милиционеры с трудом сдерживали овчарку, которая лезла целоваться к каждому встречному и, кажется, даже рвалась в «булгаряску».