Закат христианства и торжество Христа

В петровские времена выборность православного духовенства была ликвидирована, а епископы были превращены в назначаемых правительством сановных чиновников, которым предписывалось доносить в полицию о политической нелояльности верующих, даже если об этом они узнавали на исповеди. Славянофил Иван Аксаков был вынужден позже написать: «Церковь превратилась у нас в подобие немецкой канцелярии, прилагающей… с неизбежной ложью порядок немецкого канцеляризма к спасению стада Христова». По словам Д. В. Поспеловского, церкви «буквально был заткнут рот и она превращена в государственное Ведомство православного исповедания»[239]. Свидетельствует протоиерей Г. Флоровский:

Духовенство в России с Петровской эпохи становится «запуганным сословием». Отчасти оно опускается или оттесняется в социальные низы. А на верхах устанавливается двусмысленное молчание. Лучшие замыкаются внутри себя, уходят во «внутреннюю пустыню сердца». Эта запуганная скованность «духовного чина» есть один из самых прочных итогов Петровской Реформы. И в дальнейшем русское церковное сознание развивается под этим двойным торможением — административным приказом и внутренним испугом.

О состоянии РПЦ в XIX веке засвидетельствовал архимандрит Антонин Капустин, посол РПЦ в Константинополе, Афинах и Иерусалиме. Сравнивая увиденное на руинах бывшей Византии с реалиями своей страны, он сказал, что даже убогость христианских церквей Востока не мешает египетскому христианину возвыситься духом единства и «богоподобной» жизни, полностью утраченных русской церковью…

Даже историки русского православия вынуждены признать тот печальный факт, что пик религиозной свободы пришелся… на времена Киевской Руси, на эпоху князей Владимира и Ярослава Мудрого. Затем — только скольжение вниз, непрерывное усиление обрядоверия и скрывающегося под тонким слоем христианства язычества. Язычество всегда продолжало жить в глубинах русской души, и это одна из причин легкости, с которой церковь рухнула в 1917-м и не смогла покончить с ним, выйдя из катакомб в 1991-м.

Если РПЦ — это «совесть» государства, то совесть больная, калечная, поставленная на службу, так сказать «совесть в услужении»… Свидетельствует Г. Флоровский:

В своем попечительском вдохновении «полицейское государство» неизбежно оборачивается против церкви. Государство не только ее опекает. Государство берет от церкви, отбирает на себя, берет на себя ее собственные задачи. Берет на себя безраздельную задачу попечения о религиозном и духовном благополучии народа. И если затем доверяет или поручает эту заботу снова духовному чину, то уже в порядке и по титулу государственной делегации… в меру и по мотиву государственной полезности и нужды.

Советская власть стала последней точкой в грандиозной трагедии русской православной церкви. Ее разгром шел сверху и изнутри: сверху — большевиками, изнутри — чекистами в панагиях и коллаборационистами в рясах, которые выступили против только что избранного патриарха Тихона (1917) с его идеей «христианского социализма» и требованием поддержать новую власть. Свидетельствует А. Нежный[240]:

Кровавый рубеж семнадцатого года разделил священнослужителей русской православной церкви, и в том числе — ее иерархию. Вставшие по одну его сторону добровольно избрали мученический венец и бессмертие, шагнувшие по другую — земное благополучие и грядущий позор.