Закат христианства и торжество Христа

Апостолы сильно исказили идеи Учителя, представив его чуть ли не разрушителем иудаизма. На самом деле Иисус говорил только о необходимости обновления, реформирования, отказа от карающего Бога, но никак не о создании новой религии, кардинально отличающейся от самодостаточной религии отцов. Судя по всему, проповеди Иисуса далеко не выходили за рамки дискуссий иудаистов-фарисеев, а его Тайная вечеря была обычным пасхальным седером, в котором участвовали духовно близкие люди.

При всем том Иисус нередко нарушал формальные табу религиозной практики иудеев, постоянно отдавая приоритет милосердию: исцелял в субботу, общался с грешниками и ритуально нечистыми лицами и так далее. В евангелиях подчеркивается, что учил он — «как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи» (Мф. 7:29; Мк. 1:22), то есть как харизматик и неофил, а не догматик и охранитель.

Иисус Христос — одновременно реформатор и продолжатель еврейских традиций[48], в том числе главной из них — идеи пророчества. Как и его праотцы, он обладал даром получать прямое откровение от Бога. Как Моисей в Книге Исхода, так Иисус в евангелиях — вестник, посланный к народу для передачи божественной воли. Неслучайно в некоторых гностических евангелиях он представлен как одержимый духом, получающий Божественные указания и вещающий в состоянии транса.

Чарлз Додд, один из крупнейших библейских толкователей, директор издания The New English Bible показал, что большинство речений Иисуса были ритмичными, они были поэтически-медитативны и произносились как стихи.

Здесь надо иметь в виду, что Иисус Христос учил не столько проповедями, сколько техникой пробуждения души. Будучи просветленным человеком, он искусно владел мистериальным знанием, к которому допускались только хорошо подготовленные и достойные «ловцы душ». Во времена Иисуса раскрывать тонкости духовных истин профанам считалось опасным, что замечательно иллюстрируется историей самого Иисуса. В отличие от ессеев, Иисус не стремился ни к созданию организации, ни к строгой догматике. Как любое мистериальное знание, первоначальное христианство не предназначалось «для широкого пользования» и поэтому можно было априори предполагать, что его, так сказать, омассовление приведет к утрате сокровенной компоненты и неуправляемым деформациям, что и произошло на практике на самых ранних стадиях развития христианства как массового движения.

Иисус прекрасно владел мистериальными и духовными практиками. В Послании Иакова (5:14–15) говорится, что молитва веры исцелит болящего и что восставит его Господь; и если он соделал грехи, они простятся ему. Божественное исцеление есть, таким образом, форма прощения грехов. Молитва веры спасает больного, и Господь восстанавливает его. Фактически здесь речь идет о молитвенной терапии, спасшей огромное количество страждущих и болящих.

Не случайно молитву иногда именуют «вздохом восстанавливаемого творения» и «близостью Божию». Мудрость молитвы как разговора с Богом — не в испрашивании благ, сил, здоровья, но в единении людей, в проникновении в духовную реальность, в любви, бескорыстии, кротости, смирении, вере, чистоте, правде, благодати.

Дело Иисуса, говорится в гностическом «Евангелии Истины», — дать свет тем, кто пребывал в темноте: «Он дал им свет. Он дал им путь. Этот путь — истина, которой он учил». Здесь Иисус — «плод знания об Отце». Кстати, в этом евангелии Иисус вовсе не воскресает, а становится извечным Словом и Мыслью Божией. Он сбросил «смертные одежды» и облекся в бессмертие, которое никто не может отнять у него.

Когда Иисус говорит: «Я есть Альфа и Омега — начало и конец» или «Если Я не уйду, то не будет у вас Духа», то это означает начало грандиозной работы духа человеческого по восхождению к Богу, торжество божественного начала в человеке, то чудо, которое трансформирует человека-животное в богочеловека.

Недаром Иустин Мученик во II веке говорил о Христовом «семени Слова», а С. Н. Трубецкой называл Иисуса «истинным педагогом человечества и человека».

Когда Иисус говорит: «Я есть путь, истина и жизнь. Никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Иоанн 14:6), «Я свет миру, кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Иоанн 8:12) или «Я есмь дверь: кто войдет, Мною тот спасется» (Иоанн 10:9), «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин. 15:14), «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин. 6:38), то это свидетельствует не о неслыханной самонадеянности или божественности, но о глубоком осознании пути к Богу, Его обретении внутри себя самого. Это — важнейшая идея Иисуса, позволяющая Ему преодолеть «слишком человеческое» — волю к власти. Обещание воскрешения для пошедших за ним тоже относится к сфере духа: речь Иисуса на Тайной вечере глубоко символична и не может восприниматься иначе, чем духовное завещание ученикам — последовать по его духовному пути к вечной жизни души.