Заклятие древних маори. Последний занавес

– Понимаю, это глупо, – Фокс почесал нос, – но всякий раз, как начинается новое расследование, я пытаюсь разобраться, способен ли на убийство человек с таким-то характером. Да, глупо, потому что никакого такого определенного характера не существует, и все-таки я вновь и вновь спрашиваю себя об этом.

– И в настоящий момент вы задаете себе этот вопрос применительно к мисс Орринкурт?

– Именно так, сэр.

– Что ж, это нормально. Верно, никто еще – если оставить в стороне хвастунов – не обнаружил некоего общего для всех убийц свойства, понятного и легко различимого. Но из этого не следует, будто надо окорачивать себя, говоря: «Этот мужчина или эта женщина отличаются особенностями, которые не позволяют им совершить убийство». При этом особенностями этими вовсе не обязательно восхищаться.

– Помните, что сказал мистер Баркер о крысах в покоях мисс Орринкурт?

– Помню.

– Он сказал, что мисс Орринкурт слышать ничего не хочет о ядах, во всяком случае, травить ими крыс у себя в комнате она категорически отказалась. А теперь, сэр, позвольте спросить, похоже это на молодую женщину, которая, скажем, хоть в какой-то мере прикидывает возможности использования яда? Похоже? Случайно она никак не могла бы его подсыпать. Она могла бы прикидываться, будто боится яда, чтобы отвести от себя возможные подозрения, но это, по-моему, слишком смелая гипотеза. И еще. Разве призналась бы она так легко в этих розыгрышах? Вспомните, вы захватили ее врасплох, но у меня сложилось впечатление, что она больше смущена тем, что ее поймали на этих фокусах как таковых, нежели испугалась, что они могут заставить нас заподозрить что-то иное.

– Да ее вообще больше всего заботит завещание, – сказал Аллейн. – Все эти дурацкие шутки они с мистером Седриком затеяли только для того, чтобы настроить старика против Пэнти. Думаю, что к мазне на портрете мисс Орринкурт руку приложила, возможно, это Седрик надоумил ее рисовать на высохшем холсте. Мы знаем, что «Малину» купила она, а он признался, что дальше уж сам ею распорядился. Я думаю, что она положила начало всему представлению, покрыв краской перила. Хотя задумали они это предприятие совместно. В общем-то он почти прямо это признал. И теперь она боится только одного – как бы публичный скандал не помешал ей получить положенное по завещанию.

– И все же…

– Знаю, знаю. Остается еще этот чертов звонок. Ладно, Фокс. Вы хорошо поработали. А теперь, полагаю, пришла пора потолковать с миссис Генри Анкред.

IV

Миллимент отличалась от свойственников хотя бы естественностью поведения, а также готовностью отвечать на вопросы прямо и держаться ближе к делу. Она приняла Аллейна и Фокса в гостиной, где в своем неброском одеянии казалась фигурой инородной. Во время разговора она вертела в руках ту самую зловещую вышивку, которая так напугала в свое время Трой и в порче которой обвиняли Пэнти. В общем, Аллейн не услышал от нее ничего, что противоречило бы или подтверждало уже собранные им доказательства.

– Мне хотелось, – сказал Аллейн в начале разговора, – услышать ваше мнение о случившемся.

– Вы имеете в виду смерть моего свекра? Сначала мне казалось, что он стал жертвой своего обжорства, ну и темперамента.

– А теперь, по получении письма, что думаете?

– Просто не знаю, что и сказать. Не знаю. Когда все вокруг так возбуждены и несут такую чушь, как-то не очень думается.

– А книга, которая оказалась на блюде для сыра… – начал было он, но Миллимент не дала ему договорить, кивнув головой в сторону застекленного ящика:

– Вон она. Кто-то переложил ее сюда.

Аллейн подошел к ящику и поднял крышку.

– Если вы не против, я бы взял ее с собой. Вы видели, как мисс Орринкурт ее читала?

– Листала. Это было как-то вечером, перед ужином. Думаю, это было несколько недель назад.

– Описать ее позу и поведение можете? Она была одна?

– Да. Я вошла, а она стояла там, где вы сейчас. Крышка ящика была поднята. Повторяю, она вроде как листала книгу, но не брала ее в руки. Увидев меня, она отпустила крышку, и та с грохотом упала. Я даже испугалась, что разобьется, но ничего, выдержала.

Засунув руки в карманы, Аллейн отошел к потухшему камину.

– Может, чиркнете спичкой? – спросила Милли. – Мы всегда зажигаем камин в половине пятого.

В комнате, выдержанной в алых и белых тонах, было пронзительно холодно, и, радуясь возможности погреться, Аллейн, слегка удивленный той атмосферой домашности, что окружала хозяйку, охотно повиновался. Миллимент пересела вместе со своим шитьем к камину, Аллейн с Фоксом устроились по обе стороны от нее.

– Миссис Анкред, – начал Аллейн, – как вы думаете, в этом доме кто-нибудь знал о существовании второго завещания?

– Она и знала. Утверждает, что в тот вечер он показывал его ей.

– А еще кто-нибудь, кроме мисс Орринкурт?

– Что он может выкинуть нечто в этом роде, опасались все. Ведь он постоянно менял текст завещания. Но вряд ли кто-нибудь знал, что дело сделано.

– А сэр Седрик, интересно…

Впечатление, будто Миллимент всегда готова к открытому разговору, моментально рассеялось. Ее короткие пальцы сомкнулись на шитье, как зубья капкана.