– Мой сын ничего не знал об этом. Ничего, – резко бросила она.
– Мне казалось, что как наследник титула сэра Генри…
– Если бы он что-нибудь знал, наверняка сказал бы мне. Он ничего не знал. Все это оказалось для нас обоих большим ударом. Мой сын, – добавила Миллимент, глядя прямо перед собой, – говорит мне все. Все!
– Прекрасно, – помолчав немного, проговорил Аллейн. Ее вызывающее молчание требовало как будто некоей реакции. – Просто мне хотелось бы знать, было ли второе завещание составлено тем самым вечером, когда сэр Генри пошел после ужина к себе. Наверняка это может сказать мистер Рэттисбон.
– Полагаю, вы правы, – сказала Миллимент, извлекая из коробки моток ниток горчичного цвета.
– А кто первым увидел надпись на зеркале сэра Генри?
– Я. Я зашла проверить, хорошо ли убрана его комната. Он был человеком очень пунктуальным, а служанки – женщины старые и вечно все забывают. Я сразу увидела эту надпись, но не успела стереть ее, как в комнате появился он. По-моему, – задумчиво продолжала Миллимент, – я никогда раньше не видела его в такой ярости. На мгновение он всерьез подумал, что это я намалевала, но потом, конечно, понял, что это сделала Пэнти.
– Пэнти тут ни при чем, – возразил Аллейн.
Они с Фоксом уже давно заметили, что искреннее изумление следователь с двадцатилетним стажем распознает безошибочно. Именно его и испытывала сейчас Миллимент Анкред.
– О чем это вы? – выговорила она наконец. – Вы что же, хотите сказать…
– Не я, а сэр Седрик. Он сам признался, что в одном из розыгрышей участвовал непосредственно, а вообще знал обо всех. Надпись на зеркале – его рук дело.
Миллимент снова взялась за шитье.
– Он пытается кого-то прикрыть, – заявила она. – Скорее всего Пэнти.
– Не думаю.
– В таком случае это очень дурно с его стороны, – сказала Миллимент своим унылым голосом. – Если он действительно сыграл одну из этих шуток, во что я не верю, то это очень дурно. Только я не понимаю, мистер Аллейн… возможно, я глупа, но не понимаю, что вас заставляет заниматься этими дурацкими шутками.
– Поверьте, я не стал бы этого делать, если бы они не имели отношения к происшедшему.
– Вижу, вы находитесь под влиянием жены, – помолчав немного, сказала Миллимент. – В ее глазах Пэнти – совершенная невинность.
– Я нахожусь под влиянием того, – возразил Аллейн, – что мне сказали сэр Седрик и мисс Орринкурт.
Напряженно выпрямившись, она повернулась к нему, и в первый раз по ее лицу проскользнуло нечто вроде тревоги.
– Седрик? И эта женщина? А почему вы говорите о них вместе?
– Судя по всему, они придумали эти розыгрыши вдвоем.
– Я не верю этому. Это она вам так сказала. Теперь мне все понятно, – повысив голос, сказала Миллимент. – Какой же я была дурой.
– Что вам понятно, миссис Анкред?
– Это она все придумала. Конечно, она. Она знала, что Пэнти была любимицей папа. Она все придумала, и когда он изменил завещание, убила его. И теперь пытается приплести к этому моего мальчика. Я наблюдала за ней. Это злобная, расчетливая женщина, она пытается поймать моего мальчика в ловушку. Он щедрый, простодушный и добрый. Слишком добрый. Он теперь в ее власти, – громко всхлипнула Миллимент.
Столкнувшись с этим взрывом чувств, но, памятуя о недавней встрече с Седриком, Аллейн не сразу нашелся что ответить. Не успел он сформулировать фразу, как Миллимент взяла себя в руки.
– Ладно, все ясно, – деревянным голосом проговорила она. – Я держалась подальше от всей этой истории, насколько, конечно, это возможно, когда вокруг тебя разыгрываются бесконечные сцены и идет дурацкая болтовня. Все это время мне казалось, что, возможно, члены семьи и правы, но оставляла это на их усмотрение. Случалось, мне было даже жалко Соню. А теперь я надеюсь, что она страдает. Если могу быть чем-нибудь вам полезна, я к вашим услугам. Всегда.
«О Боже, – подумал Аллейн. – О, Зигмунд Фрейд! Черт!» А вслух сказал:
– Возможно, ничего и не было. У вас есть какие-нибудь предположения относительно того, кто мог быть автором этой анонимки?
– Разумеется, – с неожиданной живостью ответила Миллимент.
– И кто же это?
– Письма написаны на бумаге, которой пользуются дети в здешней школе. Некоторое время назад, когда я поехала в деревню, она попросила меня заказать новую партию. Я сразу узнала эту бумагу. Письма писала Кэролайн Эйбл.
И пока Аллейн переваривал это открытие, Миллимент добавила:
– Или Томас. Они очень близки. Он половину времени проводил в том крыле дома, где находится школа.
Глава 14
Психиатрия и кладбище
В характере Милли Анкред доминировала некая упрямая неотесанность, что было особенно ощутимо на фоне театрального поведения Полин, Дездемоны и Седрика. Она воплощалась и в ее плотной фигуре, коротких руках, ровно звучащем голосе, даже в построении фраз. Интересно, думал Аллейн, уж не подобрал ли себе жену покойный Генри Ирвинг Анкред с его богатой родословной, утонченными чувствами, ранимостью как раз ввиду отсутствия всего этого – за ее нормальность? Только вот была ли Милли, столь обожающая своего невозможного сынка, нормальна?