Заклятие. Истории о магах

Кушицин поднял кубышку, открыл. Та на три четверти была полна крупным желтым песком.

– Ого! Да тут не знаю на сколько тысяч золота намыто! А он из себя смирняя корчит. Федор Иванович, поглянь только! Ты говорил, тут золота нет, а у него – вон сколько!

Стенгартен подошел, глянул через плечо, затем, поджав губы, взвесил кубышку на руке.

– Какое же это золото? Этакая прорва золота пуда два весить должна, а это какой-то легковес. Не иначе – халькопирит. Его еще лягушачьим золотом называют, или цыганским. Я сейчас проверю, у меня все потребное с собой.

Стенгартен вынес из коляски саквояж, разложил его прямо на берегу, принялся вынимать склянки, пузырьки и прочие штуки, понятные лишь аптекарям и химикам. На часовое стекло пустил каплю ртути, сверху кинул щепоть кристаллов из кубышки.

– Ну, что я говорил? Это вещество ртутью не смачивается, а золото, будь его здесь хоть немного, немедля бы образовало амальгаму. Теперь попытаем царской водкой. Золото даст нам бурый газ, а раствор окрасится в зеленый цвет, в основном из-за примесей меди. А пирит и халькопирит выделит смесь сероводорода и сернистой кислоты, которые легко обнаружить по запаху. Готово… Кристаллы почернели и частично растворились, а запах – вот он, извольте понюхать.

Кушицин недоверчиво поднес пробирку к волосатым ноздрям.

– Яйцом тухлым шибает, – сообщил он.

– Сероводород и есть, – подтвердил Стенгартен. – Так что в этом сосуде находится пирит или халькопирит. Точнее можно установить в лаборатории. Но это никак не золото, а совершенно бросовый минерал. Его можно намыть в любой луже.

– Так что ты, сукин сын, мне голову морочишь? – взревел следователь, ухватив незадачливого старателя за грудки.

– Ваше высокопревосходительство! – взвыл Микифор, в ужасе награждая Кушицина званием, о каком тот и в бреду не мечтал. – Я не морочил! Я вообще ничего не говорил!

– Значит так, – постановил Кушицин, с трудом успокаиваясь. – Песок этот желтый я конфискую, а тебя, Микифор, арестую и доставлю на съезжую. Смотри, как бы тебе не загреметь на каторгу как фальшивому монетчику. И радуйся, что я лично видел, как твои отпрыски мирным делом занимались, а то бы и они с тобой вместе по этапу пошли.

После этого оставалось только валяться в ногах и просить пощады.

Уличенного неясно в чем Микифора загрузили в коляску. Марусе вместе с братьями и невесткой позволили ехать на отцовской телеге, и кортеж со следователями и подследственными отправился в обратный путь. Теперь в особо вязких местах инвалиду приходилось слезать с козел и вести лошадь в поводу. Зато Сергей Евлампиевич едва ли не всю дорогу допрашивал Микифора, доведя его до полного изнеможения:

– И кто тебя, Микифор, научил этому ремеслу?

– Дык солдатик отставной проходил, он и смутил меня на это дело. Вы, говорит, на золоте живете, а богачества своего не знаете.

– И давно это приключилось?

– В аккурат на Троицу.

– Ой врешь, Микифор. Лоток у тебя изработанный, истертый. По всему видать, ты этим делом не первый год промышляешь.

– Лоток-то не мой, я его за рубль серебром у солдата купил. Дорога не вещь, такой лоток за час сколотить можно, дорога наука. Теперь-то я понимаю, что насмеялся надо мной служивый. Небось пропивал мой целковик да похохатывал.

– А ты подумал, что старатель должен добытое в казну сдавать по государственной цене?

– Так я бы со всей охотой, но вы сами сказали, что золото цыганское, неверное. Я и сам подумывал: что-то оно не веское.

– Подумывать подумывал, а мыть продолжал.

– Дык чего не мыть-то? Полагал сдуру, что хоть в полцены продать получится.

– Ишь, разохотился! С такими делами тебе только в каторгу идти получится.

– Помилуйте, вашбродие!

– Милую не я, милует царь, а ты пред ним виноват.

Кушицин строжил мужика на все лады, а сам понимал, что никакого дела тут не выгорит. Посечь дурня можно, но неуказное золото оттого не появится. Вот только чем они, проклятущие, живут? Неужели и в самом деле разведением кур? Надо будет цыган проверить: быть может, они у крестьян халькопирит скупают – доверчивых простаков дурить. Хотя цыганский сброд широкой глоткой не возьмешь – народ ушлый.

Под такие мысли доехали обратно, а там Кушицин дал Микифору для острастки по шее и отпустил с миром. Взял у хозяйки лукошко с яйцами и, забыв уплатить три копейки с пятка, отбыл в город.

Когда начальственная гроза отгремела и стало ясно, что на этот раз громы прошли стороной, хозяйка принялась выпытывать у мужа, что приключилось на Грязнухе.

– То и приключилось, – отвечал Микифор, – схватил он меня аккурат за работой. Стращал, ажно душу вынал. Спасибо, при нем был второй начальник из ученых людей. Так он меня выручил: сказал, что это пурит какой-то, не то халкин, не то галкин, я не разобрал. На том и покончили. Лоток он забрал и долбленку почти полную. А так даже обыску не сделали. Две другие долбленки мальчишки под сеном привезли. На первое время хватит. А у тебя что?

– Тоже ничего. Наели на четвертак и напугали на целковый. Всего делов.

Хозяин принес с улицы две кубышки, высыпал на стол сияющую кучу желтого песка. Жена поворошила кристаллы пальцем.