Заклятие. Истории о магах

– Он что же, намеревался всю эту гадость в меня выпустить? Тогда я слишком мягко с ним поступила.

Улина скомкала простыню, стащила с постели остальное белье и отправила в стиральную машинку. Машинка была в своем роде уникальная: загрузишь в нее грязное белье, зальешь водой, машина пожужжит немного и сольет в канализацию грязную воду вместе с бельем. Аккуратно и никакой возни. Дольше трех ночей на одной простыне Улина не спала. А постельное белье да и одежду всегда можно купить новые. Исключение делалось лишь для особо любимых нарядов. Для них в машинке имелся отдельный режим.

Жизнь входила в нормальную колею. Улина напилась чаю, поскучала над детективным сериалом, названия которого не помнила, и с наслаждением улеглась в постель на свежие простыни.

Завтра надо будет уйти со службы с обеда, прошвырнуться по магазинам, не ради денег, но ради шопинга, а потом завалиться в ресторан, который Улина привыкла называть своим и где не была уже три недели. Там отличная кухня, особенно креветки по-тайски, живая музыка, возможность потанцевать со случайными посетителями и никакого намека на надоедливого мачо Андрея.

А что касается Инги и придуманного ею прозвища, то по здравом размышлении понятно, что ничего обидного в нем нет. «Умелка» звучит ничуть не хуже, чем «ведьма». Присутствует в этом слове некий шарм. Как известно, хочешь жить – умей… неважно что, но умей!

Цыганское золото

– В избу пожалте, вашества, в горницу, я самоварчик живой рукой вздую, – хозяйка металась, как заполошная курица, стараясь угодить гостям во всем сразу. Только что ее голос доносился с проулка: – Маруська, лучину тащи и воду – самовар ставить! – И вот она уже здесь, тараторит, что крупорушка на полном ходу: – Уж и не знаю, чем вас угощать, нашего, крестьянского, вы, поди, не кушаете… Разве яишенку сделать на коровьем масле.

– Яичницу – это хорошо, – согласился следователь особой палаты Кушицин. – Глазунью. И чайку тоже неплохо.

Хозяйка унеслась во двор командовать Маруськой, самоваром, курами, у которых следовало отобрать самые свежие яйца, еще чем-то непонятным интеллигентному человеку.

Федор Стенгартен, молодой человек из обрусевших немцев, выпускник Горного института, окончивший курс в звании кандидата, наклонился к напарнику и чуть слышно прошептал:

– Сергей Евлампиевич, мы же приехали к этим людям с проверкой. Этично ли будет пользоваться их гостеприимством?

– Ничего, – не снижая голоса, ответил Кушицин. – Пусть боятся. Мы начальство, они подследственные. Будут артачиться – и вовсе в холодную посажу. – Кушицин потянулся и добавил мечтательно: – Хотя по такой жаре в холодной посидеть было бы неплохо.

– Сергей Евлампиевич, вы говорите, живут они не по средствам, а я смотрю – изба курная, топится по-черному.

– И что с того? Курная изба еще получше белой будет. Прежде всего, смотри: стены, матица, потолочные плахи от дыма прокоптились и не гниют. Этому дому лет полтораста, а он как новый, и сноса ему не будет. Мужики сами говорят: «Курная изба два века стоит». Стены и потолок хозяева от копоти конопляным маслом смазывают, оттого стены не маркие и блестят, как лакированные. Каждый раз, как хозяйка печь топит, курную избу проветривают, отчего дух в ней свежий и здоровый. Опять же, если изба топится по-черному, то ни клопов, ни тараканов в ней не бывает. Так что на трубу ты, Федор Иванович, не гляди, а поглядывай на хозяйство. Прежде всего, самовар в доме есть. Опять же, урыльник над лоханью не глиняный, а чугунный, каслинского литья – такой денег стоит. И ковшик над ведром не берестянка, а чеканенный из листовой меди. Знаешь, в народе говорят: «Ну да ланно, тетка Анна, что ковшик менный упал на нно. И досанно, и обинно, но не винно – все ранно!» – Кушицин посмеялся своей же шутке и продолжил серьезно: – Земли здесь худые, откуда у мужиков такое богачество? Изба хоть и черная, а крыта тесом. В иных местах тесом только церкви кроют, а поповский дом – уже соломою. Лошадь в хозяйстве есть и корова, да, поди, и не одна. Кур полон двор. С каких нажитков все это? Недоимков за ними вовек не бывало. Я к тем дворам, где налоги исправно платят, всегда с подозрением присматриваюсь; где свободные деньги водятся, там и грабежи, и всякое смертоубийство. Смертоубийства, думается, здесь покуда не было, а есть незаконное старательство. Хозяин сыскал место, безуказно моет золото и сбывает переводчикам. Переводчики народ такой, его с поличным возьмешь, он на каторгу идет, а незаконного старателя не выдаст. Вроде бы хороший принцип – круговая порука, – а и у него есть обратная сторона.