После обеденного перерыва, как и следовало ожидать, начались женские разговоры: кто, с кем, когда и что еще приключилось. Улина в беседе участия почти не принимала, боясь ненароком ляпнуть что-нибудь лишнее, но слушала с интересом, ахая в нужных местах, тем более что тема оказалась животрепещущей.
Основной рассказчицей была предпенсионная дама Вера Антоновна, у которой по любому поводу имелся в запасе пяток душераздирающих историй.
– У меня по соседству, – поучительно журчала Вера Антоновна, – жила разведенка. Муж от нее ушел, вот она и осталась одна. Завела, конечно, любовника, но и тут не задалось, любовник оказался приходящим, у него своя семья была, и бросать ее он не хотел. Так Лизавета – Лизой ее звали – надумала. Сыскала, уж не знаю где, адресок ведьмы, поехала к ней в деревню и попросила, чтобы хахаль ее от жены ушел. Само собой, заплатила, что следует, – немалые деньги, между прочим, – и стала ждать. А что такого? У нее мужа увели, а она чем хуже? Только вышло все боком. Хахаль жену бросил, но и к Лизке не склонился, ушел к третьей, а Лизка осталась на бобах: без мужика и без денег.
– Что же это за ведьма, раз она клиента подставляет? – спросила уборщица Клава, зашедшая послушать умные разговоры.
– Так ведьма же! Может, она со зла так сделала… или сама не знала, что получится.
– Как это не знала? – возмутилась Инга из группы комплектации. – Ведьма потому так и называется, что она все знает, ведает. А деревенские шептуньи, может, что-то и умеют, но не понимают ничегошеньки. Не ведьмы они, а умелки.
Улина чуть не поперхнулась горячим чаем. Услышанное обидело ее до самых печенок. Надо же слово такое выдумать! Она покажет Инге, где креветки зимуют, отучит словами бросаться! Ингочка бездетная, так пусть испытает все радости мастита…
И тут же Улина поняла, что ничего никому показывать не станет. Хочешь приходить на службу когда заблагорассудится, работать как придется – не смей срывать злость на коллегах, иначе случится перебор, и изощренный женский разум может о чем-нибудь догадаться. Так что сиди и не чирикай, молча глотай обидное прозвище.
– Чик-чирик! – сказала Улина.
Инга повернулась к ней.
– Что с тобой?
– Я говорю, что в ведьм не верю, во всяком случае, в таких, которые обо всем ведают. Ни разу подобных мудреек не встречала.
– А!.. Так я тоже не верю. Ни в ведьм, ни в умелок.
Вот ведь дура образованная! Сама не верит, а настроение испортила.
Домой Улина ушла на полтора часа раньше, чем полагалось по расписанию. А что такого? Если считать с обеденным перерывом, получится шестичасовой рабочий день. Очень приличненько. А если отсиживать от звонка до звонка, то на службу и домой придется ездить в час пик, поскольку к такси Улина испытывала непреодолимое отвращение. Сидишь рядом с незнакомым мужчиной, и то ли он от тебя зависит, то ли ты от него… В метро подобных неудобств нет.
На этот раз в вагоне напротив Улины оказалась девушка, из тех, что у женщин вызывают глухую ненависть, а у мужчин – неудержимое слюнотечение. Девице было лет семнадцать, но она уже вполне созрела для будущего. Фигурка, кажется готовая выпрыгнуть из платья. Личико, исполненное миловидности: вздернутый носик, ясные глазки, брови хорошей формы, не выщипанные, а лишь чуть подкрашенные, – все было дивно хорошо. Особенно губки, прямо-таки ждущие мужчину. Чуть полноватые, влажно блестящие, но при этом – никакого искусственного блеска, все свое, незаемное. Красавица читала электронную книжку, но Улина видела, что не столько она читает, сколько поглядывает, какое впечатление производит на окружающих.
На Улину впечатление было произведено самое негативное. Мужики Улине были напрочь не нужны, но это не значит, что какая-то шмакодявка может пользоваться у них успехом. За такое надо наказывать. Пусть она и ответит за обиду, нанесенную Ингой. Значит, я умелка? Вот и посмотрим, что я умею. Мастит наслать? Конечно, девственная грудка с гнойным маститом – это забавно, но ведь не полюбуешься, все под платьишком, да и вылечивается мастит быстро. Куда изящнее – бородавка. Черная, с боб величиной, покрытая жестким волосом и как раз на губе. Небось поубавится охотников эти губки целовать.
Девушка обеспокоенно завозилась, почесала верхнюю губу.
Ага, почуяла! Это еще что, вот дня через три, когда бородавка проявится, почувствуешь в полную силу. А я еще с тобой в метро встречусь, погляжу, какую ты будешь книжицу читать…