– А вот пироги – все к нам беги! С яйцом и луком – копейка штука! С мясом сомовьим, ешь на здоровье. Всем нравится, никто не подавится! Сама пекла, вам принесла!
Рядом Мотря звенит голосишком, даром что малая, а слыхать по всей площади:
– Всех напою брусничной водою, квасом, сытою! Налетай, босота, кому охота! У нас с Матреной квасок ядреный!
Расторговались, сами не заметили как.
Налегке решили подняться на стену, глянуть, что за городом творится. А то досужие разговоры слушать, так хоть и вовсе не живи.
Со стены видно далеко и ясно. Кое-где поднимались дымы, и было понятно, что горят пригородные села. А так врага и не видать – ни под стенами, ни вдали. Потом за лесом появились оружные люди. Шли пеши, а вернее бежали, торопясь уйти с открытого места. Матрена приложила ладонь ко лбу, вглядываясь в синеющую даль, и сказала:
– Наши это. Засечный отряд бежит за стены прятаться. Плохо дело, раз на засеках не удержались.
Следом из-за леса выметнулась конная лава. С полувзгляда было видно, что это чужаки: тонкие пики, сабли, лисьи шапки и халаты наподобие боевого кафтана деда Пусыни. Быть бы нашим порубанными, но не растерялись, выстроились ежом, загородились щитами, над которыми вздымался частокол копий. Не жаль себя и коня – нападай. Из центра ежа полетели стрелы. Били редко: по всему видать, скудались боевым зарядом.
Городские ворота отворились, оттуда на выручку своим поскакала конная дружина. Честного боя степняки не приняли, откатились назад. Ёж распался, пешие воины побежали к спасительным стенам.
– А!.. Смотрите! – закричал кто-то из толпящихся на валу людей.
Поначалу показалось, будто далеко у самого окоема кружат огромные птицы – орлы или коршуны. Неведомые летуны приближались, и уже было понятно, что таких орлов и таких коршунов не бывает. Тройка летучих ящеров, драконов в самоцветной броне, неуязвимых и недостижимых в небесной выси, пали на людей, словно кречет на зайца. Темное пламя с гулом извергалось из утроб, люди, настигнутые огнем, падали и больше не поднимались.
Тучи стрел взметнулись навстречу крылатой смерти. Стреляли со стены, стреляли и с земли, безоглядно растрачивая последний запас. Наверное, и у бронированных чудищ имелись уязвимые места, потому что, встретив отпор, драконы поворотили назад. Один из них отвалил немного в сторону и плюнул огнем на вершину холма, где крутилась ветряная мельница. Деревянная постройка вспыхнула разом от крыльев до поворотного механизма.
– Это же Петрова мельница! – закричала Мотря. – Он для нас муку мелет!
– Идем домой! – отвечала старуха. – Тут мы ничего не высмотрим.
Матрена большими шагами шла к Небожьей слободе. Мотря едва поспевала следом, порой переходя на трусцу.
– Бабушка, куда мы бежим?
– Домой! Ну, я этим воякам покажу! Лопнуло мое терпение. Пока мужики свою войну воевали, я не мешалась. Не женское это дело – саблей махать. Но раз они змеюку поганую с собой притащили… я с этой змеюкой таких пирогов напеку – заворот кишок случится!
– У нас муки не хватит змею поганую запечь. И как потрошить ее, я не знаю. Нож, поди, затупится.
– Ничо, управимся. По сусекам поскребем, оно и хватит. А потрошить змею и вовсе не станем, в пирог все завернешь…
Матренин дом во всей слободе был самым большим. На улицу тремя окнами смотрела белая изба, а за ней, ниоткуда не видимый, прятался наполовину ушедший в землю зимник. Был он укрыт ото всех ветров, а печь в нем стояла такая, что в ней можно было мыться, словно в бане, а на печной лежанке не один человек мог улечься, а пятеро в ряд. В этой печи Матрена с Мотрей и пекли пироги, знаменитые на весь городской рынок.
Матрена, не заходя в чистую избу, направилась в зимник. Поставила на место подносы, скинула сбруйку и торговое платье, оставшись в серой исподней рубахе. На рубаху, не надевши рабочего платья, повязала передник. Скинула платок, распустила по плечам седые волосы. Мотря, замерев, следила за старухиными приготовлениями.
Под завязки передника Матрена засунула пожелтевшую от долгого употребления скалку. Высунулась в сени, вернулась с метлой, которой по воскресеньям мели проулок.
– Помело, говорят, лучше будет, – нерешительно подсказала Мотря.
– Умная… – протянула Матрена. – А теперь умишком своим сообрази, что годы мои не маленькие, отяжелела я, помело меня, поди, и не снесет. На метле – вернее.
– Бабушка, ты меня с собой возьми, – попросила Мотря.
– И думать не моги! Там не забава, а бой кровавый. Дома будешь сидеть, кашу варить.
– Какую кашу? Зачем?
– Пшенную! Завтра пшенники стряпать будем, так чтобы все было готово!
– Мука на исходе. Змею запекать – так все потратим, на пшенники горстки не останется.
– Ну, Мотря, ты простота! Тебе что ни скажешь – ты все за чистую монету принимаешь. В общем, из дома носа не высовывай, и чтобы каша к сроку была готова. Да смотри, пшено промой как следует.
Матрена гикнула, взмахнула метлой и исчезла в устье печи.